Другой примечательной особенностью социального протеста эпохи предыдущего Ренессанса, от костра Савонаролы до Реформации Лютера, было изменение фокуса общественного негодования, которое переключилось с коррумпированных лидеров на коррумпированную систему в целом и привело к выводу, что для улучшения ситуации от системы необходимо отказаться. Так, в Сиэтле люди верили, что демократия поможет все исправить, и именно отсутствие демократического контроля в сфере торговых операций вызывало у них возмущение. Но к тому времени, как протестующие собрались в Зукотти-парке в Нью-Йорке, лозунг «Если бы голосование что-то меняло, оно уже давно бы это изменило» вышел в топ популярных хештегов. «Ошибка 404: Демократия не найдена» – под этим лозунгом выступало греческое Движение возмущенных граждан. Главный лозунг «арабской весны» был еще более прямолинейным: «Люди хотят свергнуть режим». Со временем традиционные политические игроки – разнообразные профсоюзы и оппозиционные партии – окончательно отошли в тень, поскольку население больше не доверяло им. Эти организации были связаны с теми же институтами, которые постыдным образом не справились со своей задачей представлять интересы населения и реагировать на его трудности.
Сегодня многие протестующие разошлись по домам, но вера в то, что традиционная политика может выполнять условия справедливого общественного договора во всем демократическом мире, уничтожена. Наследие движения «Захвати» и других оппозиционных движений – непоколебимое общественное разочарование – проявляется в том, что в последние годы на выборах побеждают крайне правые и крайне левые политики, которые обещают улучшить ситуацию, отменив все то, что сделали их умеренные предшественники. Оно проявляется в том, что избирателей теперь очаровывают когда-то считавшиеся неприличными резкие высказывания ведущих участников предвыборной гонки США, Великобритании, Франции и других крупных демократических стран, об иммигрантах, торговых партнерах и моральной слабости центристских политиков. Оно наглядно проявляется в новых конституционных кризисах, таких как шотландский референдум 2014 г. по вопросу о целесообразности разрыва трехсотлетнего союза с Великобританией. Понаблюдав за сменяющими друг друга правыми и левыми правительствами, многие шотландцы разуверились в политическом спектре Великобритании в целом и решили, что пришло время попрощаться. Сепаратисты проиграли, но с 45 % голосов они также и выиграли: в ходе развернувшихся после референдума конституционных переговоров Шотландия все равно забрала у британского правительства право принимать политические решения, касающиеся ее населения.
Тем временем картина неравенства в нашем обществе продолжает ухудшаться. Представьте себе: десять человек едят пирог. Один человек получает половину пирога. Пять человек делят между собой другую половину. Оставшиеся четыре человека собирают крошки (в этом случае 3 %). В 2015 г. таким в среднем было распределение доходов домохозяйств в 18 развитых странах, статистические данные по которым доступны [63]. (В США один человек получает четыре пятых пирога.) В развивающихся странах часто бывает трудно определить, кто и чем на самом деле владеет, но в целом разрыв между имущими и неимущими там еще больше.
Богатство – лишь один из аспектов общественного договора. Также сохраняется глубокое неравенство в вопросах здоровья, образования и возможностей, а во многих случаях оно даже ухудшилось. В США белые до сих пор живут в среднем на пять лет дольше, чем черные [64]. В Париже у людей, живущих к северо-востоку от Сены (реки, которая географически рассекает город на две части), шансов получить высшее образование в два раза меньше, чем у тех, кто живет на юго-востоке [65]. В Австралии взрослые граждане, зарабатывающие менее 20 тысяч долларов в год, в два раза чаще страдают от хронических заболеваний, болезней сердца, диабета или депрессии, чем те, кто зарабатывает более 50 тысяч долларов [66].
Чтобы обновить нашу веру, нам нужен новый общественный договор. Так считал Лютер. Так следует считать и нам. Для него этот новый общественный договор означал новое равенство перед Богом. Для нас он означает новое равенство друг с другом.
Новый диспут
Теперь, как и тогда, этот спорный вопрос решительно разделяет нас, и от исхода дискуссии зависит социальное единство.
Прежде всего это вопрос этики. Некоторые утверждают, что с нравственной точки зрения неравенство вполне справедливо, поскольку оно отражает разницу затраченных усилий, сообразительности и готовности идти на риск. Попытки критиковать богатых за то, что они пользуются выгодным случаем, когда другие этого не делают, больше говорят о зависти, чем о несправедливости.