Эпоха перемен

Сало было отменным: свежайшее, с чесночком, на чёрном бородинском хлебе. Однако же, несмотря на плотный обед в ресторане, аппетит разыгрался не на шутку, и закуска только раздразнила его.

Когда мы доели, как раз пришло время построения.

Да, в столовую приходилось ходить строем, даже если в наличии было всего пять человек. Впрочем, мы всё равно были расслабленными по сравнению с Востоком. Те пришли на ужин в полном составе — их заставили приехать раньше.

В столовой давали вполне приличную гречку с тушёнкой, свежий хлеб, кусок масла и крепкий чёрный чай, видимо, из стратегических запасов Госрезерва, судя по характерному привкусу шэн-пуэра.

— У тебя что ли тоже родственники на Украине? — всё-таки спросил Серёга после раздачи.

— Не-а, — ответил я.

— Жил там с родичами в детстве?

— Нет. Когда отец в Харькове учился, я ещё родиться не успел, — ответил я.

— Ясно… — Серёга поковырял вилкой кашу.

— Бывал во Львове, — ответил я. — Так, несколько фраз запомнил.

— А-а-а, ясно.

— Ты-то сам, кстати, чего так рано вернулся?

— Так родителям же в Воронеж ехать. Они тут не останавливались. Мы так, прогулялись, докупили необходимое — потом я сюда поехал.

Мы закончили ужин. Снова вышли, построились, двинулись обратно в расположение.

В воздухе отчётливо веяло осенью, а на дорожки успели нападать жёлтые листья, которые наряд не успел подмести.

— Словари не покупал? — спросил Серёга.

Блин. Точно. Как изучали китайский язык в эпоху до смартфонов? С бумажными словарями, которые были большой ценностью! Лучшими были шанхайские — трёх видов: большой, в виде толстого тома в светло-коричневой обложке, карманный китайско-русский, на тонкой рисовой бумаге, тоже в коричневой пластиковой обложке и универсальный двухсторонний карманный — узкий, длинный, тоже на рисовой бумаге с синей обложкой. Эти словарики приходилось доставать окольными путями, в университетской библиотеке среди пособий их, разумеется, не было.

Первый свой словарик я куплю только через пару месяцев, заказав через знакомого в ИСАА, когда свободные деньги появятся. До этого будет не учёба, а мучение.

Теперь же я этот момент прощёлкал, сосредоточившись, блин, на шмотках. На том же Черкизоне можно было спросить, наверняка у кого-то бы нашёл… впрочем, моих знаний должно хватить, чтобы не испытывать особого дискомфорта в начале учёбы. Вот только излишне демонстрировать знания тоже не следует. Надо как-то осторожно, постепенно. Просто чтобы внимания не привлекать.

— Блин! — повторил я вслух.

— Да ладно, ещё будет время, — ответил Серёга. — Нас вроде по выходным отпускать будут.

И действительно: режим у нас будет куда более свободным, чем в большинстве военных училищ. На первых курсах мы, хоть и поселимся в казарме, стабильно будем ходить в увольнения на выходные. Если, конечно, обойдётся без нарядов или залётов. А со второго курса нам дадут свободный выход.

Чтобы не мучиться с выписыванием каждый раз увольнительных на весь личный состав, на факультете была принята такая практика: увольнительная была постоянной. На каждого курсанта листок такого формата, чтобы его удобно было в военник положить. На листке за печатями и подписями было написано: «уволен ежедневно до 24.00». Эти увольнительные ламинировались и использовались на протяжении семестра. На младших курсах такие увольнительные сдавались руководству, а начиная с третьего постоянно находились у курсантов.

Так было принято у нас. Однако на параллельных курсах порядки были иными: Юрла сидела в казармах до пятого курса, у Востока на младших курсах увольнения были по графику — за выходные не больше тридцати процентов личного состава, и вообще они главными задр***ми.

Впрочем, меня это всё равно пока что не касается. Мне разумнее будет сидеть на территории, ближайшие три месяца как минимум…

— Скорее бы блин в город… — пожаловался Серёга.

— Куда спешишь? — улыбнулся я. — Природа, свежий воздух…

— Тёплый душ, — добавил он. — Нормальная кровать. Живые и настоящие люди рядом, за забором. Огни города.

Он тоскливо вздохнул и опустил голову, уставившись себе под ноги.

— Ну это да… — согласился я.

— О, у тебя облегчёнки новые! — заметил Серёга.

— Ну, да. Успел прикупить.

— Крутые.

— Удобно, главное.

— Не трут, как берцы?

— Не-а, — я отрицательно мотнул головой. — Самое то кроссы бегать!

Кросс был главной грозой и мучением для значительной части курса на первый семестр. Дело в том, что при поступлении физподготовку достаточно было сдать на «зачёт». Дисциплины было всего три: подтягивания, сто метров на время и три километра на время. При минимальных оценках три-три-два всё равно выходил зачёт, так что с физической формой у ребят на нашем курсе всё было очень неоднозначно.

Загвоздка была в том, что в первом семестре физподготовка уже становилась полноценной дисциплиной. То есть, без сдачи хотя бы на «три» того же кросса о закрытии сессии говорить не приходилось. А провал сессии грозил отчислением, что после присяги автоматически означало отправку в войска.