Эпоха покаяния

Он находился в центре деревни, рядом с кострищем. По всей видимости, это было ритуальное место, поскольку столб был изрезан непонятными узорами. Точно такие же столбы были вкопаны вокруг кострища на равном удалении друг от друга. Чуть дальше располагались грубо срубленные и сколоченные жилища прямоугольной формы с односкатными крышами, которые были укрыты толстым слоем снега. В центре каждой из крыш торчала труба.

Жилища тоже образовывали несколько кругов. Внутренний был самым маленьким, а внешний — самым большим. Дома во внутреннем, ближайшем к ритуальному месту круге, отличались внушительными размерами и отделкой. Ютившиеся во внешнем круге крошечные хижины были их прямой противоположностью. Полуразвалившиеся, с кривыми стенами, оконцами, больше походившими на бойницы, они явно служили жильём для местной бедноты.

Аюн, конечно, обо всех этих тонкостях не догадывался. Как только парень более-менее оклемался, он сразу же принялся перетирать верёвки о неровные бока высоченного и толстого столба. Вскоре из-за спины юноша услышал частые и лёгкие звуки шагов. Он замер и постарался обернуться, что в его положении было весьма затруднительно.

Краем глаза Аюн увидел маленького чернокожего мальчика лет пяти с большими глазами и жёсткими курчавыми волосами. Мальчик был одет в бесформенное тряпьё, которое явно было ему велико и сшито на подростка. Ноги, за исключением ступней, были голыми.

Маленький гость, засунув пальцы в рот, медленно обходил нашего героя стороной, чисто по-детски, не отрываясь и не опуская широко распахнутых глаз, его рассматривая. Аюн тоже был изумлён цветом его кожи и глаз, потому что никогда такого не видел. Так бы они и смотрели друг на друга, если бы из самого богато украшенного дома не вышла женщина, не взяла мальчика на руки и не унесла. Юноша хотел было ей что-то сказать, но та даже ухом не повела.

Аюн снова остался один, правда, ненадолго. Он услышал скрип шагов, гневные громкие голоса и глухие удары. Кого-то жестоко били. Аюн сразу же догадался, кого именно. Ляховского, практически полностью раздетого, волокли к соседнему столбу. Дмитрий, хотя и находился в сознании, молчал, с силой сжав зубы, стараясь изо всех сил не застонать. Лицо его представляло собой сплошной синяк. Глаза заплыли огромными опухолями. Один закрылся полностью, второй превратился в крохотную щёлочку. Нос безобразно искривлён, похоже был сломан. Губы лопнули и тоже опухли. Кровь текла из носа и рта, капала на снег, образуя дорожку. Кровоподтёки и гематомы на щеках, лбу, подбородке. Соломенные волосы слиплись и потеряли свой цвет.

Его подтащили к столбу, завели руки назад, связали. Высокий, как каланча, предводитель чернокожих, пёстро одетый в цветные тряпки, меховые сапоги и балахон до колен, запрокинул бессильно свисавшую голову Ляховского, показал его же собственный автомат, что-то потребовал. Дмитрий с трудом растянул губы в усмешке. Начавшие было подсыхать рубцы открылись, струйки крови потекли по подбородку. Аюн с болью увидел, что у его товарища выбиты два верхних резца. А ещё он увидел свой меч. Его крепко держал помощник главаря. Иногда он вытаскивал клинок на полметра и любовался древней гравировкой.

Предводитель с силой ударил Ляховского кулаком в лицо. Голова Дмитрия откинулась назад. Силач не выдержал и охнул. Чернокожий указал пальцем на кострище, после чего провёл себе большим пальцем по горлу. Дмитрий прицельно харкнул ему в лицо смесью слюны и крови. Предводитель выпрямился, утёрся рукавом, ещё раз ударил, что-то пролаял на незнакомом Аюну языке. Несколько человек тут же отделились от толпы и скрылись за неуклюжими постройками. Через пару минут они вернулись, таща огромный котёл и хворост. Котёл был как две капли воды похож на тот, который накануне приснился юноше. Парень похолодел, и затрясся. Его кожа стала напоминать гусиную, зубы выбили дробь.

Кошмар продолжал набирать обороты. Главный бандит оставил свою жертву, быстрым шагом подошёл к юноше, показал автомат, повторил требование. Аюн ничего не понял, только плечами пожал. Ляховский тихо прошепелявил на том же языке несколько слов. Предводитель их услышал, всмотрелся в лицо юноше, раздувая широкие ноздри, а затем отошёл.

Люди быстро натаскали дров, запалили большой костёр. Чёрный смолистый дым взвился вверх. Гуляющий на высоте ветер понёс его прочь. Людоеды живо натаскали воды в котёл, повесили его над огнём. Через полчаса вода закипела, чем вызвала восторг и ликование. Воины, женщины и дети подняли руки вверх, визгливо, продолжительно закричали. Старики притащили барабаны, застучали в них. Каннибалы пустились в пляс. И только маленький пятилетний мальчик на почтительном расстоянии одиноко стоял, переминаясь с ножки на ножку и не участвуя в развернувшийся у него на глазах вакханалии.