Его было трудно узнать: небритое лицо осунулось, в волосах путались комки грязи, под глубоко впавшими глазами чернели мешки.
— Кейн…
Брустер проковылял к краю плато. Море бушевало, каждый порыв ветра заставлял его качаться, точно сухой лист на гнилой ветке.
— Кейн… Кейн, послушай меня. Война закончилась, нас ждёт новая жизнь.
Он хрипло засмеялся, чуть не захлебнувшись алкоголем.
— О дааа!!! Война закончилась! Война, которой никогда не было! Урааааа!!! — он перестал смеяться и посмотрел на замолчавшего Байлетса. — Да, Тон, война закончилась. А кто победил? М? Старый мир ушел на дно. Пуф! — он развёл руки в стороны. — И всё… А теперь, оказывается, он таким и был! Не было никогда войн! Все жили в радости, счастье и единстве! Давайте возьмемся за руки и поводим хоровод, йииихооо!!!
— Кейн, зачем ты так…
— А как надо? Принять новую, слащавую историю об идеальном прошлом, которую придумали эти мудаки из Акмеи? И кому я её буду рассказывать? — он замолчал. — Тебя дома ждёт семья, Тон. Жена, сын. А меня вот никто не ждет. Я никому не нужен. У меня нет будущего. Я один. Совсем один… Я выжил на этой войне и вернулся в пустой дом… Хотя, — он горько усмехнулся, в глазах заблестели слёзы, — у меня даже дома-то не осталось. Мама умерла. А Матильда, — он запрокинул голову к тёмным небесам, по щеке заскользила слеза, — Матильда тоже умерла… А ребёнок? Мой ребёнок, Тон? Моя девочка… Я никогда не услышу её голоса. Не возьму её на руки. Не поцелую на ночь. — Кейна затрясло. — Она никогда не пойдет на первое свидание… Никогда не скажет — ты скоро станешь дедушкой… НИКОГДА!
Он в ярости швырнул бутылку в равнодушное море, и, не устояв, упал на землю. Острый камень рассёк ему лоб. Кровь, смешиваясь со слезами, стала заливать лицо. Не замечая этого, Кейн подполз к маленькому надгробному камню и обнял его.
Это моя вина, Тон… Если бы я не приказал ждать ночи… Если бы мы атаковали сразу, они были бы живы… Моя вина… только моя…
Он до крови царапал свои пальцы о камень. Об имя своей нерождённой дочери.
Она никогда не скажет мне "папа" Тон… Никогда.
Тонред сделал шаг назад. Ему было больно видеть это, больно слышать. Он перевёл взгляд на один из камней и прочёл имя — Матильда Брустер.
Тон закрыл глаза.
Да, Кейн, так будет лучше.
Он развернулся и уже собрался уходить, но остановился у края плато. В последний раз Тонред обернулся и посмотрел на человека, лежащего ничком, бормотавшего что-то бессвязное, обхватив руками могильный камень и водя пальцами по выдолбленному на нём имени.
Да, так будет лучше для всех.
Лучше для неё.
Прощай, Кейн.
6
Рывком Кейн вернулся в сознание. Его мозг готов был взорваться от напряжения, из носа и ушей шла кровь, лёгкие горели, а перед глазами мелькали давно забытые образы, вспыхивали лица, звучали имена. Пересилив нахлынувшее безумие, Брустер заставил уже было одеревеневшие мышцы работать. Но он ушел слишком глубоко под воду и до сих пор продолжал погружаться. Несмотря на отчаяние ему всё же удалось засунуть руку в карман и вытащить ещё один кастет, который он вместе со вторым затолкал в рот и крепко стиснул зубами. После этого с огромным усилием стянул с себя плащ. Почувствовав облегчение, он рванул к поверхности, напрягая последние силы и почти теряя сознание от нехватки воздуха.
"Я не смогу" — с ужасом подумал Кейн. Его сознание медленно гасло, сердце замедляло свой бег. Но Брустер пересилил себя и устремился вверх, к свободе, к жизни.
Вода над ним расступилась и он вырвался из смертельных объятий. Прежде, чем вновь рухнуть под воду, ему удалось жадно втянуть носом немного воздуха. Последней разумной мыслью он вытащил изо рта кастеты и крепко зажал их в руке. Вынырнув, Кейн стал дышать. Отхаркивал воду, смеялся как сумасшедший, хрипел, плакал, но он был жив и он дышал!
"Надо выбираться отсюда, — подумал он, когда приступ безумия стал сходить на нет и к нему вернулась способность связно мыслить. — Надо выбираться… Ухватиться за что-нибудь, иначе я вновь начну тонуть."
Повсюду слышались вопли пассажиров тонущего корабля, крики о спасении, проклятья, бессмысленные угрозы. Над его головой всё ещё слышались хлопки выстрелов и звон стали тех, кто отчаянно продолжал сражаться. Благодаря горящему судну было отчётливо видно, что вся поверхность воды усеяна обломками фрегата и телами как живых, так и мёртвых.