Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Сказав все это, мы обозначили в лучшем случае лишь половину самых важных проблем. Знаменитый или даже печально знаменитый язык Джойса, сложный и музыкальный, изобретательный и богатый каламбурами, должен был указывать на необозримое богатство переживаний, на хаос и мелкие тонкости нашей идентичности и был призван научить нас радоваться повседневным мелочам. Джойс показывал, что нет принципиальной разницы между жизнью великих масштабов и жизнью масштабов скромных, что страдания Христа значат не более страданий АЛП (одной из главных героинь «Поминок»).

Знаменитые каламбуры и двусмысленности Джойса не просто «бурят колом» головы читателя, но, подобно полотнам Пикассо, они показывают нам элементы – в данном случае это слова – с разных точек зрения одновременно, а потому позволяют заметить и оценить радостную неустойчивость переживания: пожилая женщина названа там «крусивой», утренние газеты – «утренними козетами», роскошный вид сзади – «задовым видом»; в стиле Пруста, цветущие сады его юности «цветоносят», любящий «ведет любовь» с молоденькой девушкой, Шекспир у него то Шокспир, то Шагсфер, то Шексукрал, один театр он называет «Ибснудятиной», истории у него «саморазрешаются», в молитве звучат слова «как на небе сам», в письме говорится о том, как его автор побывал на больших «смехоронах», а в Дублине играют в игру под названием «Была ли жизнь достойна того, чтобы быть брошенной?»

Эти каламбуры и неологизмы – называйте их, как вам нравится, – не просто игра слов ради игры. Они тщательно отобраны, основаны на наблюдении и размышлении и обычно остроумны и фактически представляют собой новые названия для феноменов этого мира, которые приглашают и заставляют нас заметить, признать и назвать новые аспекты опыта, которые, как казалось, нам хорошо знакомы и устойчивы. Более того, из всех этих порой веселых, порой утомительных, а порой изумительных двусмысленностей и провокаций – изо всего этого намеренно созданного упорядоченного хаоса – мы, по замыслу Джойса, должны выковать стабильную историю; вот почему в итоге эта уплотненная форма книги показывает нам, как надо жить. Успешная жизнь – это стабильная идентичность, которую человек выбрал и выработал.

Комическое евангелие и андрогин

Однажды Джойс сказал, что, работая над «Улиссом», пытался написать книгу с «восемнадцатью различными точками зрения», и это также служит хорошим описанием мнений исследователей Джойса, разве что точек зрения там куда больше. Из этого множества интерпретаций выберем две, которые важны для нас.

Бретт Бурбон утверждает, что «Поминки по Финнегану» есть сами по себе духовное упражнение – современная форма askesis, практики античной греческой философии, формы самодисциплины, направленной на «преображение нашего представления о мире и метаморфозу нашего бытия». Бурбон говорит, что в итоге «Поминки» – бессмыслица, сконструированная намеренно, если рассматривать произведение в целом, но она содержит крайне важное комическое отношение к миру – это по сути «комическое евангелие». По его мнению, «Поминки» преподают нам богословский урок, показывая нам «запутанность» нашего мира, то, как мы мыслим с помощью слов, чтобы мы задумались о себе самих. «В «Поминках» бога заменяет бессмыслица особого рода… Эта бессмыслица, или, скорее, граница между бессмыслицей и смыслом…».[488]

Такое отсутствие смысла вынуждает нас вернуться к себе и задуматься о том, как мы, индивидуально и коллективно, создаем смысл. Поскольку «Поминки» как целое бессмысленны, строить смысл приходится нам самим. В частности, в «Поминках» нет намерения, и если автор показывает нам, как жить в мире без намерения, это, возможно, самое великое его достижение. Намерение не есть вещь, данная богом, его надо почувствовать, а затем осуществить. Нехватка – отсутствие – намерения есть своего рода спасение.

Деклан Хибберд из Университетского колледжа в Дублине добавляет ко всему этому еще нечто важное, говоря об одной особенности «Улисса» (где сначала все главы носили названия, связанные с Гомером). Джойс считал поиск героизма вульгарностью и полагал, что малость человека «есть неизбежное условие для его величия».[489] Он отвергал «мускулистое христианство», проповедуемое в школах оккупирующей Ирландию державы, вместе с «искупительным насилием» мифов, которые придумывали и редактировали такие ирландские авторы, как У. Б. Йейтс. Главный герой «Улисса», напоминает нам Хибберд, – это ирландский еврей, не имеющий страстного желания стать кем-то, «будь то Фаустом или Иисусом». (Иисус никогда не жил с женщиной. «Воистину, жить с женщиной – одна из самых трудных проблем для любого мужчины, а он этого никогда не делал».)[490]