Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

К моменту выхода «Недовольства культурой» в 1929 году Фрейд уже по-настоящему разошелся во взглядах с Карлом Юнгом, который ранее казался первым из возможных преемников и наследным принцем, а теперь стал самым главным соперником. Разрыв начался уже в 1912 году после их возвращения из совместной поездки в США, когда была опубликована вторая часть «Символов трансформации» Юнга, где впервые можно было увидеть набросок его идеи коллективного бессознательного. Исследуя религию, мифологию и психологию, Юнг отклонился от более научного подхода Фрейда, чем поставил его под сомнение. Расхождения между Фрейдом и Юнгом стали еще более очевидны год спустя, когда «Символы» вышли в виде книги.

В «Тотеме и табу» Фрейд, так сказать, вторгся на территорию Юнга, и потому не удивительно, что соперник должен был высказаться в эссе о том же предмете – о психологическом состоянии современного человека.

Так в 1933 году появилась работа «Современный человек в поиске души». Название может создать впечатление, что Юнг писал именно о том, что нас в данной книге интересует, но на самом деле тема работы Юнга шире. Прежде всего, это была борьба с Фрейдом, и одна из глав посвящена теоретическим расхождениям, которые, как думал Юнг, их разделяют. Там же Юнг снова изложил, несколько модифицировав их, свои психоаналитические теории, в частности теорию архетипов, которая к тому моменту стала так же популярна, как и «интроверты» и «экстраверты» из его классификации, а также свои мысли о стадиях жизни (ее «утре» и «полудне»), о психологии и литературе и об «архаическом человеке». Только две последние главы были посвящены соответственно «Духовной проблеме современного человека» и теме «Психотерапевт или священник». Он обращается к тем же предметам в своих Терриевских лекциях в Йельском университете в 1937 году, а также в других трудах после Второй мировой войны.

В частности, Юнга интересовала тема человека ХХ века, который, на фоне своих предшественников, выглядит изолированным, лишенным participation mystique и «погружения в общее бессознательное». Современный человек уже не живет в рамках традиции, а потому стал «неисторичным», он отбрасывает и перерастает то, что было до него. Это новое состояние, говорил Юнг, есть форма убожества, а неисторичность нынешнего человека – аналог «жизни во грехе». Современные люди считают себя «кульминацией истории человечества, целью или совершенным творением бесконечных веков», а в то же время понимают, что они «разочаровывают надежды и ожидания столетий». Мы «впали в глубинную неопределенность», Мировая война поколебала нашу веру в себя и «в наше достоинство». А это значит, что мы утратили веру в рациональную организацию этого мира, что «древняя мечта о тысячелетнем царстве, о правлении мира и гармонии, испарилась».

Утратив все метафизические тревоги своего средневекового брата, современный человек поместил на их место «идеалы материальной безопасности, всеобщего благосостояния и гуманизма». Но сама «идея прогресса», говорил Юнг, начала «терроризировать» наше воображение. «Наука уничтожила даже такое убежище, как внутренняя жизнь». В ней появился распространенный интерес «ко всякого рода оккультным феноменам, что отражает рост спиритуализма, астрологии, теософии и тому подобного. Мир не видел ничего подобного с конца XVII века… Самым впечатляющим по своей массовости современным явлением такого рода является, несомненно, теософия, а ее сопровождает ее европейская сестра антропософия; это просто гностицизм в индуистских облачениях. Научная психология вызывает к себе гораздо меньше интереса, чем эти движения». У этих движений появились страстные поклонники по той причине, что психическую энергию уже нельзя вложить в «устарелые формы религии… Поэтому эти движения действительно имеют религиозный характер, даже когда они претендуют на научность».[522]

Хотя Юнг ощущал, что такой повышенный интерес к внутренней жизни и оккультным явлениям неизбежен, он не думал, что мы должны тратить все силы только на него. По его мнению, интернационализм в политике и спорт были антидотами для чрезвычайного интереса к внутренней жизни и что политический, общественный, творческий и психологический оптимизм американцев займет свое достойное место в любой будущей системе.