Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Дьюи считал, что можно испытывать религиозные чувства без метафизической веры во что-либо сверхъестественное. Он родился в 1859 году, а к тридцатилетнему возрасту уже отказался от большинства христианских представлений, хотя сохранил приверженность этической стороне христианства. Он никогда не отвергал идеи бога в целом, хотя отказался от ее традиционной богословской версии. Как Дьюи писал в своем труде «Общая вера» (1934), не существует привилегированной точки зрения (такой как наука или богословие), которая позволила бы нам судить о метафизической структуре природы «внутри ее самой». Такие вещи, как «ценности», «свобода», «целеустремленность», отличающие нас от животных, «принадлежат нашей человеческой природе».[529]

«Любое действие, – писал Дьюи, – выполняемое ради идеала, наталкивающееся на препятствия, совершаемое на фоне риска что-то потерять из-за веры в его общую и устойчивую ценность, по своему качеству религиозно». «Религиозное следует освободить от веры в сверхъестественное, свойственной конкретным историческим религиям, от догматов и доктрин, которые с прагматической точки зрения излишни. Ценности и идеалы, относящиеся к религиозной установке, не выдумка, но реальность; они «построены из твердого материала мира физического и социального опыта». С этой точки зрения религиозное чувство есть естественная часть природы. Проблемы начинаются тогда, когда нас сбивает с толку сверхъестественное. «Религию следует спустить на землю, свести к тому, что у нас “общее”. Вера в сверхъестественное – а особенно то, что религии держат монополию на использование сверхъестественных средств, которые строят человеческие идеалы, – есть препятствие на пути тех естественных изменений, которые мы можем произвести. В этом смысле религиозные ценности нуждаются в эмансипации».

Дьюи уверен, что надо отличать «религиозное» от религии. Религия есть «особый набор верований и практик, организованный в какой-то мере институционально», тогда как «религиозное», прилагательное, «указывает не на какую-то конкретную вещь, но на “установки, которые могут распространяться на любой предмет и на любую возможную цель и любой идеал”».

Религиозный опыт для Дьюи составляет скорее общую веру или установку, чем индивидуальную. «Религиозное» можно связать с эстетическим, научным, нравственным или политическим опытом, а также с дружеским общением. В любой момент, когда мы ощущаем полноту жизни, это проявление религиозного как установки, или точки зрения, или функции. А «прагматический случай общественного дела, несущего в себе религиозные качества, есть наука», методы которой Дьюи пытался внедрить в жизнь политического общества. «Вера в непрестанное раскрытие истины через целенаправленную коллективную деятельность по своему качеству более религиозна, чем любая вера в исчерпывающее откровение истины».

Мыслитель утверждал, что мы не можем вернуться к донаучной религии откровения. Вместо этого нам следует научиться понимать веру как «унификацию Я через верность инклюзивным идеальным целям, которые нам показывает воображение и которые кажутся людям достойными, чтобы определять наши стремления и решения». И он снова подчеркивает, что эти идеалы лишены сверхъестественных качеств. «Представление о том, что предметы религии уже существуют в какой-то сфере Бытия, похоже, ничего не меняют в их значении, но ослабляют нашу готовность стремиться к этим идеалам, поскольку ставит эти предметы на спорную основу». Цели и идеалы, которые влияют на нашу жизнь, дает нам воображение. «Но их составляют не воображаемые компоненты. Они построены из твердого материала мира физического и социального опыта».[530]

«Используя такие слова, как «бог» или «божественное», чтобы описать единство реального с идеальным, человек защищается от чувства изолированности и от сопутствующего ему отчаяния или протеста». Иными словами, если кому-то нравится называть такое чувство богом, говорит Дьюи, он вправе это делать, хотя сам философ не нуждался в подобных терминах – это касается психологии, а не сверхъестественного мира.

Что еще более важно, такое представление о боге позволяло Дьюи говорить о непрерывном росте как о нашей наивысшей цели. Рост познаний, связанный с научными исследованиями, или «рост понимания природы», можно считать феноменом религиозным, а если это освобождает религиозные идеи от узкой веры в сверхъестественное – это то, что имеет отношение к этике, жизни общества и политике: «Я не могу понять, как любого рода реализация демократического идеала – жизненно важного нравственного и духовного идеала человечества – возможна без отказа от концепции основополагающего разделения, которой предано христианство с его верой в сверхъестественное. Неважно, являемся ли мы все братьями в каком-то не чисто метафорическом смысле, мы все путешествуем в одной лодке по бурному океану. Потенциально религиозное значение этого факта неисчерпаемо».[531]