Быть может, самой оригинальной идеей Робинсона – по крайней мере для большинства читателей, – стало то, что «бог – основа нашего бытия», а это означает, что мы должны уделять особое
Об Иисусе он думал так же, как и Бонхёффер: это был «человек для других». Робинсон настаивает, что Иисус – не Богочеловек, у него не было двойственной природы, не был он и воплощенным богом, ходившим по земле; это был просто человек, который никогда ничего не требовал для себя, но так любил ближних, что всегда ставил их на первое место (к этому же, говорит Бонхёффер, следует стремиться и христианам). Одна из важнейших идей Бонхёффера, которой следует и Робинсон, – не надо дожидаться явления зла, чтобы вступить с ним в бой. Если мы считаем, что борьба со злом уместна лишь в каких-то экстремальных обстоятельствах, – это всегда означает, что свои интересы мы ставим превыше интересов ближних.
Большинство богословов смерти бога, по-видимому, не предполагали, что бог навсегда останется мертвым. Умерли традиционные представления о боге; однако надо подождать – пройдет время, и явится новая идея, новая модель того, что мы привыкли называть богом. А пока нам остается ждать и надеяться.
21
«Перестаньте думать!»
В затянувшийся послевоенный период, когда все больше и больше людей уходили от бога, постепенно сложились три новых направления искусства, стремящиеся научить людей найти в происходящих переменах смысл и начать жить полной жизнью. Первым из них стал минимализм, вторым – «культура спонтанности», третьим, исследующим роль человеческого тела в поисках смысла, – культура «кинетического знания». Все эти направления объединяет одна идея, выраженная в знаменитом совете джазового музыканта Чарли «Пташки» Паркера своим ученикам: главное правило самовыражения (то же, которое чуть раньше преподавал Бертрану Расселу Д. Х. Лоуренс) – «Перестаньте думать!»
Угашение желаний. Сэмюэль Беккет
По мере того как 1950-е уступали место 1960-м, искусство все реже указывало на что-либо за пределами самого себя, все чаще отказывалось от любых прототипов, будь то явления или события физического мира. Вместо этого оно настаивало на беспорядочности и случайности любых восприятий и переживаний. Многие чувствовали, что смерть бога дошла здесь до своего логического конца.
Сказанное, несомненно, в высшей степени применимо к самому значительному из минималистических произведений – пьесе Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо». Беккет известен своим мрачным взглядом на жизнь, зачарованностью страданием, неослабным вниманием, как подытожил его друг и издатель Джон Калдер, к «поиску смысла в мире… [Он был] не способен прийти к тому или иному выводу о целях мироздания, не мог принять ни один символ веры и даже ни одну личную философию, кроме упрямого стоицизма». Или, как сформулировал сам Беккет в споре с Жоржем Дютюи, критиком, с которым он играл в шахматы в Париже: «Нечего выражать, нечем выражать, нет сил выражать, нет желания выражать, да и необходимости в этом нет».[648]
Родился Беккет в 1906 году неподалеку от Дублина, в обеспеченной протестантской семье. Окончил Тринити-колледж в Дублине, недолго преподавал, затем отправился в путешествие по Европе. В Париже встретил соотечественника, Джеймса Джойса, и два ирландца стали друзьями. Затем Беккет на некоторое время осел в Лондоне, где в 1934 году начал проходить курс психоанализа у Уилфреда Байона в Тэвистокской клинике. Байон работал вместе с детским врачом и психоаналитиком Д. У. Винникоттом, автором концепции «переходного объекта». Многие младенцы, отлученные от груди, впервые в жизни столкнувшись с независимостью, используют какой-либо «переходный объект» – мягкую игрушку или одеяльце, с которым не желают расставаться. Винникотт полагал, что это совершенно нормальное явление (если оно не длится слишком долго).