Деннет полагает, что понимать и принимать теорию эволюции – для нас практическая и неотложная необходимость. «Я верю, что от этого, быть может, зависит наше спасение! Как так? Это знание открывает нам глаза на опасности пандемий, деградацию окружающей среды и потерю биологического разнообразия, сообщает нам о некоторых слабостях человеческой природы. Выходит, у меня тоже есть религия – вера в то, что теория эволюции открывает нам путь к спасению? Нет… Мы, сторонники эволюции, не почитаем тех, кого любовь к эволюции лишает способности судить о ней ясно и рационально!.. В нашем взгляде на мир нет безопасного прибежища для таинственного и непостижимого… Я чувствую моральную необходимость проповедовать эволюцию, однако эволюция для меня – не религия. У меня нет религии».[803]
В качестве указателя другого пути вперед Деннет рекомендует работу британского психолога Николаса Хамфри, который, по его словам, первым начал исследовать этические проблемы, связанные с вопросом, «допустимо ли (и если допустимо, то когда и как следует) преподавать религию детям». Хамфри считает, что детей необходимо учить
Призывая исследовать религию, Деннет, по-видимому, не замечает, что такие исследования уже вовсю идут, как мы видим, например, из книги Дэвида Слоуна Уилсона «Собор Дарвина» (2002), в которой рассматривается множество религий – от Нуэра, Дагары и Мбути до кальвинистской Женевы и движения корейских христиан в Техасе. Уилсон приходит к выводу, что религия – это форма адаптации, обеспечивающая доступ к ресурсам (часто материальным), которые можно добыть лишь скоординированными групповыми действиями. По его словам, и катехизис, и понятие прощения тоже можно рассматривать как эволюционные феномены.[804]
Новые правила жизни: доверие, торговля, трагический взгляд на мир. Сэм Харрис, Мэтт Ридли, Стивен Пинкер, Джордж Левин, Эдвард Уилсон
Сэм Харрис в книге «Конец веры: религия, терроризм и будущее разума» (2004) решительно атакует все религии разом: он заявляет, что и в Библии, и в Коране содержатся «горы» человеконенавистнической чепухи, что та «земля», за которую сражается большинство террористов, находится не в этом мире, и спрашивает, почему же бог отвел Шекспиру больше литературного таланта, чем самому себе. Наука, говорит Харрис, постепенно приближается к решению глубочайших вопросов жизни; мы уже начали понимать, с чем связано человеческое счастье и несчастье. Мы начинаем понимать, например, роль гормона окситоцина в мозгу и его связь с человеческим благополучием.
Благодаря таким открытиям со временем мы сможем сказать, что на нравственные вопросы существуют объективно верные и неверные ответы, поскольку, едва мы поставим религию на ее истинное место, то увидим, что «благополучие вполне поддается анализу рассудка».[805]
Из неудачи движения киббуцев в Израиле Харрис выводит, что некоторые формы общественной жизни более нравственны, чем другие: так, в консервативных сообществах выше уровень разводов, подростковых беременностей и интереса к порнографии, члены этих сообществ эгоистичны и на первое место в жизни ставят личный успех. Харрис подчеркивает, что с течением времени наша мораль меняется, и меняется к лучшему: так, сейчас мы куда меньше, чем прежде, готовы мириться с тем, что от наших конфликтов страдают невиновные и непричастные. Одно из основных его заключений: «Быть может, нет ничего важнее, чем сотрудничество людей между собой».