Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

С таким «эпизодическим» характером жизни связана и близкая ему идея, что наша индивидуальность тоже не фиксирована, что никто из нас не представляет собой одну-единственную личность. Ричард Рорти напоминает нам: некоторые философы пришли к выводу, что «никакой системы в человеческом существовании нет». Для Сантаяны не существует никакой человеческой природы – «это лишь сборное название для группы качеств, случайным образом обнаруженных у некоторых животных, которых мы объявили своими предками». Андре Жид считал, что каждое утро просыпается новым человеком; Чеслав Милош писал о том, как сложно «оставаться одним и тем же». Йейтс говорил: «Личность – это сознательный выбор, возобновляемый снова и снова»; примерно то же писали Паунд и Элиот. Горонви Риз утверждал: «Не было в моей жизни дня, когда бы мной владело это завидное чувство – ощущение себя цельной личностью». Для британского философа Джона Грея «мы не можем избавиться от ощущения, что у нас есть Я, однако знаем, что это не так». (О жизни Риза он замечает, что это не роман, а серия рассказов.[874]) Юджин Гудхарт из Университета Брандейса так подытоживает эти размышления: «Цельная личность – не бесшовное единство, а воля к господству над собой».

В свою очередь под подозрением оказалась и сама идея единства – не только личности, но и вселенной, космоса – так что понятия метафизики, трансцендентности и даже самого бога теперь окрашены для нас оттенками фрагментации и распада.

Единственная форма единства, которая пока держится – нарратив: идея повествования, связывающего отдельные эпизоды жизни. Аласдер Макинтайр указывает, что действие (или поведение) понятно только в рамках нарратива. По словам Гордона Грэхема, «ключ к тому, чтобы жить, а не просто существовать… лежит в способности и готовности учиться видеть и действовать все лучше и лучше, в согласии с требованиями логики повествования». И добавляет: «Отчасти мы учимся этому через подражание, но кроме того, обретаем способность прослеживать и создавать такие связи благодаря художественной литературе». Жизнь, по его словам, это «постоянное герменевтическое движение», руководимое и направляемое «предчувствием [нарративного] целого». Брюс Роббинс, профессор гуманитарных наук в Университете Колумбии, говорит, что сам по себе секуляризм – не что иное, как повествование о прогрессе и победе над религией.

Это возвращает нас к отсутствию единой, всеобъемлющей идеи. Быть может, одно из достижений ХХ века – уход от идеи «целостности», «единства», поиска единого всеохватывающего смысла, от представления о смысле как «страховом полисе», говоря словами Одена. Здесь мы снова вспоминаем Витгентштейна, верившего, что некоторые стороны мира и нашего опыта невозможно ни изобразить, ни выразить словами: язык дает нам ощущение мира как целого, но ограниченного целого; это чувство границ и чего-то «за» границами, ощущение, что нам чего-то недостает, и составляет область «мистического». Это пересекается с мыслью Поля Валери, что поэт приближается к миру «по асимптоте», что мы подходим к смыслу все ближе и ближе, но так и не можем – и никогда не сможем – его достичь. Быть может, добавляет Джордж Стейнер, для языка ограничений и нет – но не стоит ожидать большего. Кембриджский философ Саймон Блэкберн тоже имеет в виду что-то схожее, когда пишет: «Нам вечно кажется, что можно найти слова получше – вот-вот, сейчас, они вон там, сразу за горизонтом!» И эхом откликается ему Аласдер Макинтайр: «Я верю, что процесс исследования жизни – само по себе благо; а большего искать не стоит».[875]

Итак, секуляризация – не просто переход от веры к неверию: она активно ищет новый путь восприятия и жизни. Она учит нас смотреть на мир, оценивая его деталь за деталью. Все мы не можем стать художниками – но каждый из нас может усвоить художественный взгляд на мир. Говоря словами Сантаяны, искусство показывает нам «конечное совершенство», совершенство без божества. Или, как подытоживает Уоллес Стивенс: «Мы никогда не достигнем цели разумом – но снова и снова достигаем ее чувствами: в поэзии, в счастье, когда смотрим на прекрасный пейзаж или на снежные вершины гор». Смысл жизни – не страховой полис; стоит с этим смириться, и жизнь откроет нам изобилие смыслов.

* * *