Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Ее там ждала приподнято-праздничная атмосфера, плохо вязавшаяся с подготовкой к войне, которая хотя и велась с полной серьезностью, но как бы на заднем плане, а то, что она наблюдала с некоторым даже неодобрением, состояло в продолжении веселой светской круговерти с участием британских семейств наподобие Кэпелов и Ленноксов на фоне всевозрастающей численности высаживающихся в Бельгии солдат и офицеров. Ни Магдален, ни Уильям не питали ни малейшего интереса к вечеринкам и пикникам здешних британских богачей. Все его свободное время они проводили исключительно наедине друг с другом. «К счастью, дел у моего мужа там почти не имелось, и на службе он проводил от силы по часу в день», – наивно-беззаботно вспоминала она. На самом же деле опьяненный любовью полковник, всю жизнь славившийся добросовестностью и верностью долгу, должно быть, просто договорился с подчиненными ему штабными офицерами о том, чтобы они взяли оперативное планирование на себя, высвободив ему время для создания у его молодой супруги хотя бы видимости продолжения вынужденно прерванного медового месяца. В конце концов, будучи главным квартирмейстером, он нес персональную ответственность за размещение и снабжение семидесятитысячного британского воинского контингента в Европе. И то, насколько мучительно ему давалось балансирование на грани разрыва между велениями головы и сердца, его сослуживцам было прекрасно видно. «Бедняга де Лэнси все вздыхает по своему коттеджу в Каледонии посреди полной неясности перспектив всей его дальнейшей воинской репутации», – сочувственно отметил один из его младших офицеров.

Дожидаясь день за днем его возвращения со службы, Магдален все никак не могла свыкнуться со своим новым статусом жены высокопоставленного военного и высоким званием леди де Лэнси и коротала время, сидя у окна и рассматривая важных соседей, прогуливающихся при параде по прилегающему парку. По ее собственному признанию ни Брюсселя, ни его обитателей она за все проведенное там время толком и не видела. Они с Уильямом обычно выходили на прогулку в три часа пополудни, когда все местные обедают, а сами обедали в шесть вечера, когда местное общество как раз выходит в свет. Так что весь круг общения в Брюсселе для нее сводился, помимо мужа, к паре его сослуживцев, которых он изредка приглашал разделить с ними трапезу. Сами они приглашений куда бы то ни было не принимали. Полковника де Лэнси не привлекали ни скачки, ни пьянки, занимавшие досуг других офицеров; а Магдален было жалко времени на утренние визиты к их женам или вечерние посиделки в гостях. В общем, это была «сцена счастья столь идеального, столь незамутненного, – вспоминала она позже, – что я наслаждалась жизнью во всей ее полноте».

Но, конечно, вопреки кажущемуся благополучию, этот их медовый месяц никак нельзя назвать счастливым в традиционном понимании. Под самой поверхностью мнимой идиллии таились страшные тени. Магдален в ужасе сознавала, что решающая битва неумолимо приближается, и новая разлука с мужем ей предстоит гораздо скорее и при куда более тревожных обстоятельствах, нежели она могла себе представить, выходя, озаренная улыбкой, из церкви десятью неделями ранее.

Глава 7 Хрупкие жизни

Вечером 15 июня 1815 года, наблюдая за сборами мужа на первый по прибытии в Брюссель званый ужин, приглашение на который его уговорили принять, Магдалена де Лэнси начала испытывать всевозрастающую тревогу. Уильяму настолько явственно не хотелось туда отправляться, что он под любыми предлогами затягивал свой выезд туда. Наконец ей удалось, проверив, правильно ли развешаны награды на его парадном мундире, ласково поторопить его на выход. Не прошло и часа, как она заподозрила то, о чем сам он к тому времени знал доподлинно: их медовый месяц завершен.

Сама она начала этого бояться, когда к дому прискакал его адъютант и стал неистово допытываться, где ему искать сэра Уильяма. Встревоженная его поведением Магдален осталась у окна и через несколько минут после отъезда адъютанта увидела, как тот вместе с ее мужем галопом проскакали мимо и, спешившись у подъезда герцога Веллингтона, устремились внутрь. Выглядело все это зловеще, но еще оставался шанс, что тревога – ложная. Уильяму до этого удавалось решительно отметать все слухи о неизбежной скорой битве, распространяющиеся по Брюсселю в последние дни; да и к тому же, как ей было доподлинно известно, весь цвет офицерства во главе с Веллингтоном должен был провести ближайшие часы на балу у герцогини Ричмонд, весело вальсируя в парадных мундирах и потягивая лучшее в городе шампанское. «Герцогиня, заверяю Вас, что бал сможете задать без малейшей угрозы безопасности гостей или внезапного срыва», – всего лишь днями ранее сообщил устроительнице главнокомандующий.