Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Но все стремительно изменилось, как только «возвращение Бонапарта обрушилось на мир ураганом» по выражению еще одного армейского офицера. «Казалось, будто все начинается сызнова, – горестно писал он в своих мемуарах, – и все наши былые труды, и кровь, и победы были напрасны». И Магдален, не находившая себе места в их брюссельской квартире в ночь на 15 июня, понимала это не хуже господ офицеров и имела все основания горько сожалеть о том, что императору позволили ускользнуть из силков и поставить тем самым под угрозу ее счастье.

Под утро, когда муж наконец покончил с неотложными делами, ей все-таки перепало несколько последних мгновений наедине с ним, и они, выглянув вдвоем из распахнутого окна квартиры, провожали взглядом пехотные полки, покидающие город под звуки дудок и горнов. Затем в шесть утра они расстались, и Магдален по настоянию Уильяма отправилась в относительно безопасный Антверпен, где он договорился о постое для нее на время его отсутствия. Тронутая его нежной заботой, спорить с этим его решением она не стала, тем более что в ушах у нее так и звенело его уверенное предсказание скорого возвращения с яркой победой в последней решающей битве.

Запершись в номере главной гостиницы города и затворив ставни, чтобы хоть немного приглушить рокот далекой канонады, она решила наружу даже не высовываться, дабы не быть застигнутой врасплох шальным ядром или дурными слухами о поражении союзных войск. Продолжая отправлять послания мужу на фронт, она делала все, чтобы не заразиться страхом, который охватил город, когда туда начали прибывать охваченные паникой семьи беженцев из Брюсселя, а вслед за ними и жертвы первого боя у Катр-Бра. Потеряв покой и сон, она ждала со всевозрастающим нетерпением вести о том, что все кончено, изо всех сил стараясь хранить веру в предсказание своего хладнокровного и компетентного в военном деле мужа, который благополучно пережил столько кампаний, что просто не мог, в ее понимании, пострадать и в этой последней битве. «Сама мысль о возможности его ранения мне даже в голову не приходила, – писала она позже, – до той самой минуты, когда мне сказали, что он погиб».

Ну а во всем том хаосе, который последовал за решающей битвой при Ватерлоо 18 июня, через два дня после первого боестолкновения у Катр-Бра, бедная Магдален пережила истинные муки из-за взаимоисключающих донесений о судьбе ее Уильяма: сперва ей сообщили, что он цел и невредим; затем, что погиб на поле боя, обрушив ее «с вершин лихорадочного счастья в пучину смятения». Лишь через два дня после одержанной британцами победы она, наконец, услышала правду: де Лэнси жив, но ранен крайне тяжело, и состояние его критическое.

Магдален успела себя убедить, что ее Уильям, будучи всегда при Веллингтоне, «рискует меньше, чем в гуще сражения», вот только муж, очевидно, решил оградить ее от знания реального положения дел, поскольку, прослужив бок о бок с герцогом все пять с лишним лет его кампании на Пиренеях, знал, как никто, склонность главнокомандующего всегда пребывать в самой гуще боевых действий и, как следствие, подвергать опасности и себя, и своих верных штабных офицеров. Один из подчиненных так описывал их пышную кавалькаду утром перед решающим разгромом Наполеона при Ватерлоо: «…весело и беззаботно гарцевали они, будто выехали встречать гончих в каком-нибудь тихом английском графстве». Вот только попали они на этот раз не на пасторальную охоту, а на одну из кровавейших битв за всю их карьеру, и ближний круг герцога поплатился за беззаботность тяжелыми потерями. Погибли двое из восьми адъютантов Веллингтона. Его военный секретарь лорд Фицрой Сомерсет был выбит из седла и в итоге лишился руки, а командующий кавалерией лорд Аксбридж, ехавший по другую руку от фельдмаршала, получив ранение в ногу, в седле удержался лишь благодаря тому, что его успел подхватить сам Веллингтон. И сэру Уильяму запаса удачи хватило лишь до второй половины дня, когда, едучи бок о бок со своим старым другом и соратником, он получил срикошетировавшим от земли пушечным ядром удар в спину такой силы, что, перелетев через голову лошади, оказался на земле с восемью сломанными у самого хребта ребрами и пробитым их осколками легким.

Ян Виллем Пинеман. «Битва при Ватерлоо», 1824 год. На картине изображен Веллингтон со своим штабом

Ян Виллем Пинеман. «Битва при Ватерлоо». На эскизе – раненый сэр Уильям