Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Итак, первый период. Основные изобретения были сделаны до 1850 года. Друкер выделяет период от минус бесконечности до 1850 года – это первый период научно-технического прогресса. Он говорит, что это был научно-технический прогресс, основанный на опыте.

Второй период Друкер никак не называет, только описывает. Он говорит, что это переходный период. Его приблизительные границы – 1850-1900 годы.

Третий период: с 1900 года по настоящее время (по крайней мере, на период написания книги Друкера) – далее крайне неудачный термин – эпоха научно-технического прогресса, основанного на знаниях.

О чем это рассуждение с моей точки зрения.

Первый этап – это этап накопления фундаментальных знаний. Предметно-технологическое множество пополняется за счет изобретений, сделанных в связи с изучением законов природы. Это изучение производится с помощью экспериментов, опытным путем (отсюда и слово опыт применительно к этому этапу).

Третий этап – это когда ПТМ пополняется преимущественно за счет комбинаций элементов, уже входящих в него.

Друкер здесь употребляет термин «знание», это соответствует западной традиции, но не соответствует, как мне кажется, традиции российской и порождает недопонимание. Мы привыкли под знанием понимать скорее фундаментальные знания. То есть, если бы мы в русском языке давали названия этапам, мы бы, скорее всего, термин знания отнесли бы к первому этапу.

Что понимает под знанием в данном контексте Друкер? Он говорит о знании предметно-технологического множества, его состава, структуры. Я знаю, как устроено ПТМ, поэтому, сталкиваясь с какой-нибудь проблемой, я занимаюсь не анализом этой проблемы как таковой, а лезу в ПТМ и там ищу – подходит ли что-то для решения каким-то образом поставленной передо мной задачи. Это знания не о первой реальности – природе, а знания о второй, искусственной реальности – о том, что уже создано.

В начале XX века ПТМ уже достаточно большое и разнообразное, поэтому с высокой долей вероятности я что-то подходящее, скорее всего, найду. В российской традиции это даже не то, что называется прикладной наукой. Это какой-то другой, неизвестный нам вид деятельности, для которого у нас даже названия нет.

Мы должны это понять, потому что, когда мы слышим слово «знание», хотя бы словосочетание «экономика знаний», мы представляем себе одно, а на Западе имеют в виду совсем другое. Мы делаем одни выводы, а на самом деле они совсем другие.

С моей точки зрения большой интерес представляет собой второй этап, переходный период. Что тогда происходило с точки зрения неокономики?

А в этот период происходило соединение фундаментальных результатов, накопленных в предшествующий период, со складывающейся системой разделения труда. Это период, когда разделение труда охватило не просто отдельные фабрики и не только отдельные отрасли – но стали формироваться основанные на разделении труда цепочки производств.

Вот на этом этапе уже происходил отбор: какая фундаментальная идея может быть реализована, а какая нет. Изобретение может быть очень хорошим для своей области, но на существующем оборудовании его сделать нельзя, или сложно, или слишком дорого [107]. Друкер приводит такой пример: в свое время практически одновременно появились электрические лампочки Эдисона и Суона (в Великобритании). Друкер утверждает, что по многим параметрам лампочка Суона была лучше, чем у Эдисона. Но победила в конкуренции лампочка Эдисона, поскольку ее проще было сделать в массовом количестве на уже существовавшем промышленном оборудовании.

Как я себе это представляю, ситуация была сложнее. Речь ведь шла не о том, что у нас уже есть электросеть и осталось только купить лампочку и ее ввернуть. Поначалу лампочка шла в комплекте со всей системой электрооборудования и, в общем, была чем-то вроде вишенки на торте. Но я не хочу сейчас в эту тему, в которой я не специалист, углубляться.

Тут важен сам принцип, подмеченный Друкером и который возвращает нас к уже рассказанной сказке про устройства А и Б.

Если и А, и Б появились, условно говоря, до 1850 года, то у них обоих был шанс попасть в предметно-технологическое множество. Если же А появилось до этого года, а Б – после, то шансы Б попасть в ПТМ были бы тем меньше, чем позже это устройство было изобретено. К 1900 году по классификации Друкера его шансы становились исчезающе малыми.

Конечно, есть особый случай атомной бомбы и атомной энергетики как побочного продукта создания атомной бомбы. Этот пример все любят приводить, но он как раз свидетельствует о правильности рассматриваемой нами схемы. Да, многие устройства типа Б попали в предметно-технологическое множество благодаря военным нуждам, а уж будучи там, стали основой для создания кластеров, подмножеств, некоторые из которых смогли найти свое место на рынке.

Этой проблеме, на мой взгляд, уделяется непропорционально много внимания. Я считаю, что гораздо важнее понимать, как устроено ПТМ и по каким принципам развивается.