Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

Речь там шла, с одной стороны, о том, что надо существенно ускорить создание и внедрение принципиально новых машин и оборудования, а с другой стороны, устанавливалось, что не должны приниматься к рассмотрению изделия, более чем на 1/3 состоящие из новых деталей. Вот это сочетание: требование принципиальной новизны с «не более 1/3 новых деталей» – меня сильно тогда повеселило.

Почему требовали принципиальную новизну – понятно. За внедрение новой продукции давали премии, и обычно под видом новой продукции выпускались слегка видоизмененные старые изделия. С учетом вышесказанного понятно, что так было легче.

Но как, думал я, создать что-то принципиально новое, заранее ограничив изобретателя жесткими рамками. Для меня тогдашнего проблема внедрения была исключительно проблемой бюрократизма и неповоротливости плановой системы. Сейчас мне гораздо яснее, какие противоречия порождала советская модель научно-технического прогресса и насколько трудно было с ними справиться.

Как вы понимаете, когда речь шла о вопросах обороны, тут все ограничения отбрасывались. Всех волновал только один вопрос: соответствует ли данное новое устройство поставленным целям или нет. Если соответствует, то, хочешь не хочешь, приходилось создавать под него все необходимые производства, не считаясь с издержками.

Все это было, как вы понимаете, жутко дорого. Но кроме того, складывалась и соответствующая структура оборонно-промышленного комплекса, которая способствовала еще большему удорожанию продукции. Я хорошо помню, что самым распространенным упреком в адрес советской оборонки был высокий уровень монополизма. А что такое монополизм? Это значит, что производитель имеет возможность диктовать свои условия, в том числе и по уровню цен. Вообще говоря, это положение сохраняется и по сей день. Некоторое время назад шла дискуссия по поводу возможности закупки зарубежных образцов вооружения, и одним из аргументов был как раз монополизм нашего оборонно-промышленного комплекса, который задирает цены на свою продукцию выше мировых.

В пример нам ставили западные страны, в которых уровень монополизма гораздо ниже, фирмы борются за получение государственных контрактов и вынуждены снижать цены. А следовательно, и нам надо организовать конкуренцию, и тогда оборонная нагрузка на экономику уменьшится, а военные смогут получать более качественное вооружение.

Ну, что касается того, как все организовано на Западе, – тут было, конечно, много иллюзий. Реальность сильно отличается от красивых теоретических моделей. Но здесь речь о другом. Монополизм советского оборонно-промышленного комплекса возник не сам по себе. То, что монополизм вреден, в Советском Союзе было хорошо известно. Работу Ленина про империализм, где говорилось о загнивании монополий, учили на всех уровнях образования, начиная со школы, чуть ли не наизусть. И где можно было, конкуренцию внедряли искусственно, вспомним те же самые авиационные КБ.

Но как ни борись с монополией, сама модель научно-технического прогресса постоянно порождала ее и способствовала расширению ее масштабов. Вот мы изобрели и поставили на вооружение новый вид оружия. Для его производства нужно множество деталей, подавляющее большинство которых используется только в данном устройстве. В других видах вооружений они не используются, в гражданском секторе тоже. Про использование в гражданском секторе можно, конечно, сказать, что тут мешала секретность. Об этом тоже много говорили, но, когда это ограничение ослабло, не так много оборонных наработок оказалось пригодным для использования в гражданском секторе.

Еще раз – речь идет о недостатках модели научно-технического прогресса. Нужно было в первую очередь думать о том, как сделать данное конкретное изделие, а не о том, как вписать его в существующую систему разделения труда, в предметно-технологическое множество. Для характеристик самого изделия это было хорошо, а вот для экономики в целом оборачивалось излишними затратами.

Размер оборонного заказа достаточно жестко определен [109], сколько изделий надо будет произвести – известно. Следовательно, известно и сколько деталей для конечного устройства надо произвести. И что, строить несколько предприятий для производства деталей, которые больше никому не нужны, только для того, чтобы организовать конкуренцию? На самом же деле в большинстве случаев производство деталей налаживалось на самих головных предприятиях, которые превращались в малоуправляемых монстров [110].

Когда их попытались переориентировать на производство гражданской продукции, то гигантский уровень накладных издержек похоронил эту затею. Не говоря уже о технических проблемах. Вообще говоря, все недостатки структуры военно-промышленного комплекса наглядно вылезли наружу, когда перед ним была поставлена задача конверсии, которую остряки назвали чем-то промежуточным между конвульсией и диверсией.