Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Реакция американцев на подобное «диссидентство» весьма красочно может быть выражена фразой госсекретаря Киссинджера: «Европейцы ведут себя как шакалы. Это просто позор. Они всячески подстрекают арабов <…> Они не оказали нам никакой поддержки, когда мы в этом нуждались <…> Когда это все закончится, – а это произойдет в ближайшие несколько дней – мы в первую очередь должны оценить состояние отношений с нашими европейскими союзниками и то, чего стоят все эти разглагольствования об общности интересов в сфере безопасности и по всем другим вопросам»^[111]. Небывалое со времен выхода Франции из военной организации НАТО «неповиновение» союзников не могло пройти незамеченным для внешних игроков. Так, советский еженедельник «Новое время» отмечал: «В конце нынешнего года проблемы в НАТО носят новый, мягко говоря, своеобразный характер. Многое в мире выглядит по-разному, если смотреть на это из окон Пентагона или из министерских кабинетов в западноевропейских столицах»^[112].

Причина кризиса в атлантических отношениях заключалась, на наш взгляд, в несопоставимости американской и европейской точек зрения на происходящее на Ближнем Востоке. Например, в одном из меморандумов Форин-офиса отказ Великобритании помочь США с доставкой оружия Израилю объяснялся тем, что Лондон не рассматривал этот конфликт «как конфронтацию между Западом и Востоком»^[113]. В одном из аналогичных докладов, посвященных проблеме влияния Октябрьской войны на отношения внутри НАТО, делалось заключение, что вплоть до 1973 года США игнорировали «тот простой факт, что Европа и Япония очень серьезно зависят от нефти из этого региона»^[114].

Что касается общего тона отношений между союзниками, то, например, Лондон с досадой отмечал публичную критику союзников со стороны Вашингтона в конце октября – начале ноября 1973 года. На Даунинг Стрит интерпретировали нападки министра обороны США Дж. Шлессинджера как знак того, что у политического истеблишмента США «сдают нервы»^[115]. Последнее может объясняться также тем, что в самих США завершающая стадия Уотергейтского скандала совпала с войной на Ближнем Востоке: 10 октября 1973 года вынесен приговор бывшему вице-президенту Спиро Агню по обвинению в коррупции, а 20 октября произошло событие, вошедшее в историю как «резня в субботний вечер». Министр юстиции Э. Ричардсон, отказавшись уволить по приказу президента специального следователя по Уотергейтскому делу А. Кокса, ушел в отставку вместе со своим заместителем У. Ракелхаусом. Кокс в конце концов все-таки был уволен, но этот эпизод, подхваченный прессой, резко усилил подозрения относительно личного участия президента в скандале. 30 октября 1973 года, в пору, когда Уотергейт достиг своего пика, Р. Никсон чистосердечно признавался А. Ф. Добрынину: «Я подвергаюсь постоянной ожесточенной атаке всеми моими противниками <…>. Если говорить просто, по-человечески, временами мне бывает очень трудно»^[116].

Стоит ли говорить, какую панику в европейских столицах вызвало объявление состояния повышенной боевой готовности американских войск в Европе. Согласно британскому исследователю Э. Скотту, Вашингтон известил о своем решении Лондон (и только Лондон!) всего за 1,5 часа до выступления Никсона. Этого времени не хватило для получения дополнительных разъяснений, так что премьер-министр Э. Хит вынужден был предстать перед палатой Общин, имея на руках лишь ту информацию, которую его штаб сумел почерпнуть из прессы^[117]. При этом, если, например, в Великобритании эту меру администрации считали адекватной сложившейся обстановке, хотя и замечали, что США «могли бы получше информировать нас»^[118], то для Франции такие действия были просто неприемлемы. Именно поэтому президент Ж. Помпиду выступил с инициативой раннего созыва саммита глав государств ЕЭС, что, как опасались в Лондоне, в контексте ситуации на Ближнем Востоке могло спровоцировать дальнейший рост напряжения между союзниками^[119]. А. де Старк, представитель Бельгии при НАТО, в одном из своих выступлений подчеркнул, что предварительные консультации с союзниками по вопросу введения состояния повышенной боевой готовности были «не просто обязанностью, а юридическим и моральным долгом» США^[120].

Критика курса США на Ближнем Востоке не могла не усугубляться еще и тем, что европейские страны находились под очень серьезным политическим давлением со стороны арабских государств. В течение октября 1973 года послы девяти стран – членов ЕЭС в Саудовской Аравии были извещены о том, что в королевстве склонны полагать, что их правительства «делают меньше, чем могли бы, для мирного урегулирования»^[121]. Это, безусловно, было искусным ходом Эр-Рияда. 16 ноября ливийский лидер, чья страна поставляла большую часть нефти на итальянский рынок, заявил, что поставки европейского оружия и ливийского топлива отныне будут связаны напрямую^[122]. В итоге осознание уязвимости собственного положения подтолкнуло ЕЭС к самостоятельным политическим шагам на ближневосточном направлении.