Эпоха Вермеера. Загадочный гений Барокко и заря Новейшего времени

Время. Скажем еще кое-что о временах Вермеера. Ю. Мельник и В. Римский показывают парадоксальную «шизофреническую» природу мироощущения XVII века, в котором дух мистики и дух рационализма сливаются воедино, а также возникает «мирская аскеза», подразумевающая и на практике воплощающая идею «царства Божия на земле», а предпринимательская деятельность мыслилась в одном потоке с эсхатологическими переживаниями. «Вырастая из позднего платонизма и теологии, понятие “абсолютного” пространства и времени ученых оказалось математическим, абстрактным временем, связанным с практикой капиталистической деятельности и повседневности человека, где очень важным стало точно измерять время: время – деньги! Метафизическое (на деле математическое!) время математика и физика Ньютона, выросшее из религиозно-метафизических предпосылок, удивительным образом оказалось “рабочим” для капиталистического индустриального хронотопа»[167]. Это нам очень знакомо, верно? Время модерна, время заводов и бирж, которое как будто ускоряется с каждым днем, требуя от нас, как в Зазеркалье, бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте, а чтобы попасть в другое место, бежать вдвое быстрее. Это ощущение и есть лучшее воплощение vanitas, бесконечной суеты, которая способна породить лишь пустоту. Что может быть противопоставлено этому? – Очевидно, духовная дисциплина.

В Голландии протестантизм сочетался с идеями неостоицизма, выраженными Юстусом Липсием в его книгах «О постоянстве» и «Политика». Написанные в конце XVI века, в период бурного роста и связанной с этим дестабилизации, труды Липсия знаменовали новый этап развития стоицизма, античной «кризисной доктрины», в центре которой – этика человека как частного лица, стремящегося выжить и сохранить себя в условиях максимальной неопределенности окружающего мира. О том, что «век вывихнут» Гамлет говорил почти в те же годы. Как его можно «вправить»?

Липсий, как и Марк Аврелий, считал ключевой добродетелью постоянство, то есть твердость и непоколебимость человека перед лицом всего внешнего мира и самой Судьбы. Постоянство сопутствует ясному разуму, не замутненному страстями и эмоциями, главное не быть подверженным ни надежде, ни страху, воспринимать все в непостижимой взаимосвязанности, безоценочно и стойко.

Для этого, считали стоики, нужна постоянная, ежедневно поддерживаемая «забота о себе», «этика себя», культивация духовных качеств, необходимых человеку, чтобы быть достойным называться личностью и мочь послужить обществу. Здесь можно вспомнить важную для античных авторов метафору, которая наверняка отзывалась и в сердцах голландцев: