Эпоха веры

Несомненно, что никогда, до того как Бог будет увиден лицом к лицу, человек не будет знать ничего с окончательной уверенностью….. Ибо никто не настолько сведущ в природе, чтобы знать всю… природу и свойства одной-единственной мухи….. А так как по сравнению с тем, что человек знает, те вещи, о которых он не знает, бесконечны и, вне всякого сравнения, более велики и более прекрасны, то не в своем уме тот, кто превозносит себя в отношении своих собственных знаний….. Чем мудрее люди, тем смиреннее они принимают наставления другого, не презирают простоту учителя, но ведут себя скромно с крестьянами, старухами и детьми, так как простому и неученому известно многое, что ускользает от внимания мудрого….. Я узнал больше важных истин от людей скромного положения, чем от всех знаменитых докторов. Поэтому пусть никто не кичится своей мудростью.100

Он трудился с таким рвением и поспешностью, что в 1256 году его здоровье подорвалось; он отошел от университетской жизни, и на десять лет мы теряем его след. Вероятно, в этот период он написал некоторые из своих второстепенных работ — «О горящих стеклах», «О чудесной силе искусства и природы» и «Исчисление природных явлений». Также он задумал свой «Главный труд» — Scriptum principale, энциклопедию для одного человека в четырех томах: (1) грамматика и логика; (2) математика, астрономия и музыка; (3) естественные науки — оптика, география, астрология, алхимия, сельское хозяйство, медицина и экспериментальные науки; и (4) метафизика и мораль.

Он успел написать несколько разрозненных фрагментов, когда, казалось, удар удачи прервал его программу. В феврале 1265 года Ги Фульк, архиепископ Нарбонны, стал папой Климентом IV и перенес в папство часть либерального духа, который развился на юге Франции в результате смешения народов и вероисповеданий. В июне он написал Бэкону письмо с просьбой прислать «честную копию» его работ «тайно и без промедления» и «невзирая на запрет любого прелата или любой устав твоего ордена».101 Бэкон принялся лихорадочно (что видно по страстности его стиля) заканчивать свою энциклопедию; затем, в 1267 году, опасаясь, что Климент может умереть или потерять интерес до ее завершения, он отложил ее в сторону и за двенадцать месяцев составил или собрал из своих рукописей предварительный трактат, который мы знаем как Opus maius, или Большую работу. Подозревая, что даже он окажется слишком длинным для занятого Папы, он написал его краткое изложение, Opus minus, или Меньший труд. В начале 1268 года он отправил эти две рукописи Клименту вместе с эссе De multiplicatione specierum («Об умножении видений»). Опасаясь, как бы они не затерялись в пути, он составил еще одно краткое изложение своих идей, Opus tertium, и отправил его Клименту специальным гонцом вместе с линзой, с которой, по его мнению, Папа мог бы сам провести эксперименты. Климент умер в ноябре 1268 года. Насколько нам известно, ни от него, ни от его преемников до жаждущего философа не дошло ни слова признания.

Таким образом, Opus maius стал для нас буквально его «главным произведением», хотя по замыслу автора он был лишь прелюдией. Он достаточно содержателен. Его 800 страниц разделены на семь трактатов: (1) о невежестве и ошибках; (2) отношениях между философией и теологией; (3) изучении иностранных языков; (4) пользе математики; (5) перспективе и оптике; (6) экспериментальной науке; (7) моральной философии. Книга содержит должное количество глупостей, много отступлений и слишком много обширных цитат из других авторов, но она написана энергично, прямо и искренне и сегодня читается лучше, чем любой другой труд по средневековой науке или философии. Его возбужденный беспорядок, его преклонение перед папством, его тревожные признания в ортодоксальности, его сведение науки и философии к роли слуг теологии — все это вполне объяснимо для книги такого масштаба и темы, написанной в поспешном кратком изложении и призванной заручиться папской поддержкой для научного образования и исследований. Для. Роджер, как и Фрэнсис, Бэкон считал, что для развития науки необходимы помощь и деньги прелатов и магнатов на книги, приборы, записи, лаборатории, эксперименты и персонал.

Словно предвосхищая «идолов», осужденных его тезкой три века спустя, Роже начинает с перечисления четырех причин человеческих ошибок: «пример хрупкого и недостойного авторитета, давно установившийся обычай, чувство невежественной толпы и сокрытие своего невежества под видом мудрости».102 Он заботится о том, чтобы добавить, что «ни в коем случае не говорит о том твердом и надежном авторитете, который… был дарован Церкви». Он сожалеет о готовности своего времени считать доказанным какое-либо положение, если его можно найти у Аристотеля, и заявляет, что если бы у него была власть, он сжег бы все книги философа как источник ошибок и поток невежества;103 После этого он цитирует Аристотеля на каждой второй странице.