Эпоха веры

Тринадцать лет Кримхильд размышляет о мести Хагену и своим братьям, но не находит возможности. Тогда она принимает предложение о замужестве от овдовевшего Этцеля (Аттилы), короля гуннов, и отправляется в Вену, чтобы стать его королевой. «Владычество Этцеля было столь знаменито, что самые смелые рыцари, как христианские, так и языческие, непрерывно съезжались к его двору….. Там можно было увидеть то, чего никогда не увидишь сейчас — христиан и язычников вместе. Какими бы разными ни были их убеждения, король давал им такую свободу действий, что всем хватало». Там Кримхильд «добродетельно правила» в течение тринадцати лет, казалось, не желая мстить. Действительно, она просит Этцеля пригласить ее братьев и Хагена на пир; они соглашаются, несмотря на предупреждение Хагена, но приходят с вооруженной свитой из йоменов и рыцарей. Пока королевские братья, Хаген и рыцари наслаждаются гостеприимством гуннского двора в зале Этцеля, йоменов снаружи убивают по приказу Кримхильд. Хагену сообщают об этом, и он бросается к оружию; в зале происходит страшная битва между бургундами и гуннами (возможно, напоминая об их реальной войне 437 года); первым ударом Хаген отрубает голову Ортлибу, пятилетнему сыну Кримхильды и Этцеля, и бросает голову на колени Кримхильде. Когда почти все бургундцы мертвы, Гернот, брат Кримхильды и Гунтера, просит Этцеля позволить оставшимся в живых гостям бежать из зала. Гуннские рыцари желают этого, Кримхильд запрещает, но бойня продолжается. Ее младший брат Гизельхер, который был невинным пятилетним мальчиком, когда пал Зигфрид, обращается к ней: «Дражайшая сестра, чем я заслужил смерть от гуннов? Я всегда был верен тебе и не причинил тебе никакого зла; я ехал сюда, дорогая сестра, потому что верил в твою любовь. Ты должна проявить милосердие». Она соглашается отпустить их, если они доставят ей Хагена. «Боже упаси!» — кричит Гернот; «лучше мы все умрем, чем отдадим одного человека за наш выкуп». Кримхильд выводит гуннов из здания, запирает в нем бургундцев и поджигает его. Обезумев от жары и жажды, бургундцы кричат в агонии; Хаген велит им утолить жажду кровью убитых, и они это делают. Некоторые выбираются из пламени и падающих бревен; битва продолжается во дворе, пока из бургундцев в живых не остаются только Гунтер и Хаген. Дитрих Гот, сражаясь, одолевает Хагена и приводит его связанным к Кримхильд. Она спрашивает Хагена, где он спрятал сокровища нибелунгов; он отказывается сказать ей, пока жив Гунтер; Гунтера, также плененного, убивают по приказу сестры, а его голову приносят Хагену. Но Хаген бросает ей вызов: «Теперь никто не знает, где клад, кроме Бога и меня одного; тебе, дьяволица, это никогда больше не будет известно». Она выхватывает у него меч и поражает его насмерть. Затем Хильдебранд Гот, один из ее воинов, одержимый жаждой крови, убивает Кримхильд.

Это страшная история, такая же кровавая, как любая другая в литературе или под землей. Мы поступаем несправедливо, вырывая самые страшные моменты из контекста пиров, поединков, охоты и женских дел; но это главная и горькая тема — нежная дева, превратившаяся под воздействием зла в свирепую убийцу. Странно, но в этой истории осталось мало от христианства; это скорее греческая трагедия о заклятом враге, без греческого нежелания допускать на сцену насилие. В этом потоке преступлений потоплены почти все феодальные добродетели, даже честь хозяина по отношению к приглашенному гостю. Ничто не могло превзойти варварство такой сказки, вплоть до нашего времени.

V. ТРУБАДУРЫ

В конце XI века, когда мы должны были ожидать, что вся европейская литература будет окрашена религиозным энтузиазмом крестовых походов, на юге Франции возникла школа аристократической, языческой, антиклерикальной лирики, носящей следы арабского влияния и символизирующей триумф женщины над наказанием, наложенным на нее теорией грехопадения. Этот стиль стиха переместился из Тулузы в Париж и Лондон вместе с Элеонорой Аквитанской, захватил львиное сердце ее сына Ричарда I, породил миннезингеров Германии и сформировал итальянскую dolce stil nuovo, которая привела к Данте.