Словесная формула, используемая при заключении мира между двумя кланами, не сильно отличалась от знаменитой клятвы: «Теперь все вопросы разрешены, и над кубком и добрым жарким [обещаем, что] и в суде и на пиру все мы, как родичи, будем делить нож, мясо и все остальное друг с другом, а не с врагами… Ради нас и наследников наших, рожденных и еще нерожденных, зачатых и еще незачатых, поименованных и нет, [клянемся, что] каждый из нас принимает обещание и дает истинное обещание не преступать уговор отныне и во веки веков, пока стоит земля и живут люди… как сын отцу и отец сыну во всех делах, где они будут действовать сообща, на земле и на воде, на корабле и на лыжах, в море и верхом на коне, делить весла и ковши, рабов и палубу… как друг встречает друга в море, как брат встречает брата на дороге».
На большом празднике, целью которого было обеспечить, с помощью жертвоприношения, благополучие собравшихся, формали главных минни носило общий характер, о чем известно из саг языческих времен и их более поздних христианских адаптаций. Так, языческая формула «во имя урожая и мира», произносимая на пиру по случаю первого снопа, с принятием христианства преобразовалась в прославление Христа и Девы Марии за то, что они даровали людям мир и урожай. В несколько измененном виде эта формула присутствует и в Норвежском гильдейском уложении. Статут гильдии Святого Олава начинается такими словами: «Праздник нашей гильдии будет проходить каждое лето во славу Господа нашего Иисуса Христа, Пречистой Девы Марии и святого короля Олава во имя мира и урожая, телесного здравия и процветания добрых христиан, да не оскудеет милость Божья отныне и во веки веков…», а в конце его читаем такие слова: «Пусть же Господь Бог и святой Олав укрепят всех добрых христиан, чтящих заповеди Божьи и мирской закон, и благословят их труды добрым урожаем, ниспошлют мир и процветание и не лишат нас Царствия Небесного». Праздник проводился в честь будущего урожая ради преумножения стад и всеобщего процветания. С особым усердием кубки во славу небесных покровителей поднимались в год, следовавший за голодным годом, в надежде, что новый урожай будет лучше.
Тот, кто начинал пир, выпив первый рог, произносил и формали; поэтому о нем и говорили, что он «выступал». После него все присутствующие, прежде чем выпить свой рог, повторяли священные слова, вероятно ничего в них не меняя. То, что нам неизвестно касательно культовых формул, мы можем дополнить с помощью юридических формул, так как они имели общий дух. Поскольку юридические формулы были четкими и неизменными, то и в культовых из года в год повторялся один и тот же текст, так что вдохновение не выходило за рамки актуальности. А неизменную форму сопровождала особая манера произносить тост, которая была присуща торжественной ритмической речи, не важно, были ли это юридические формулировки, читаемые вслух поэмы или сильные заклинания. Невозможно воспроизвести интонацию, с которой говорил человек, стоявший с рогом или кубком в руке, однако о воздействии, которое оказывала эта речь на собравшихся, нередко говорится в средневековых текстах.
Минни, встречающиеся в литературных памятниках, выглядят как короткие стихи с четким ритмом и сильно выраженной аллитерацией. В средневековых гильдиях и при норвежском дворе минни скандировали. Все братья вставали и после того, как разливалось пиво для самой главной мини, начинали скандировать тост или, как выражались датчане, братья принимали кубки сидя, а потом вставали, как один человек, и хором произносили тост. Вероятно, это было связано с желанием превратить этот древний обычай в нечто похожее на церковный молебен. В некоторых районах «подписание» минни превратилось в праздничную форму всеобщего веселья, которая сохранялась до тех пор, пока соблюдался сам этот обычай; люди пили за здоровье друг друга, сопровождая тост «стихом из песни», а у крестьян минни заканчивались народными песнями или стихами из Писания.
В своде законов «Эстгёталаг» подчеркивается не столько религиозная, сколько социальная значимость пива. «Что надо сделать, чтобы жениться?» – спрашивает один человек, другой отвечает: «Нужно устроить два пира – на одном попросить родителей отдать ему дочь в жены и пообещать ей утренний дар; после этого нужно устроить второй, во время которого опекун отдаст ему свою родственницу в жены. Вслед за этим приходит время для оружейной чаши; ее нужно распить из того же кубка, из которого пили до этого». Обеты, данные женихом в ходе брачного обряда, считались священными, а потому обязательными для выполнения, что гарантировало законность и незыблемость брака.