«Тогда они разобрали мечи и, оббив края своих щитов, обошли судно, прошли вперед по одному валу и назад – по другому и вырезали всех его защитников; после этого они, словно буря, обрушились на землю». Таким характером обладал Бёдвар, сражаясь при ярком свете дня. Суровых воинов вроде него называли берсерками или ульфхеднарами, поскольку они шли в бой, облачившись в медвежьи или волчьи шкуры, и это, вне всякого сомнения, увеличивало их силу и ярость. О человеке по имени Одд рассказывали, что он прошел всю Исландию, от ее крайней северной точки до южной[70]
, за одну ночь, узнав, что сестра отчаянно нуждается в его помощи; мы не знаем, бежал ли он, как медведь, летел ли, как птица, или шел своими ногами; нам ясно лишь одно – ему придавало сил то, что он был хамрамром[71].В христианские времена силу хамра стали считать дьявольской, слово «хамрамр» разделило участь слова «фьёлкунниг» (fjplkunnigr), которым стали называть людей, занимавшихся ведовством и превратившихся в колдунов. Первоначально слово «фьёлкунниг» означало «много знающий» и не более того; так называли человека, обладавшего знанием и разумением, которые позволяли ему заимствовать силу у тех, кто его окружал.
В те времена, когда Олав Трюггвасон объезжал страну, неся свет Христовой веры в дома и сердца норвежцев, на самом севере Норвегии жил человек по имени Рауд Могучий, который отчаянно сопротивлялся крещению, насылая шторма на море, чтобы корабли короля не могли к нему подойти. Целую неделю флот Олава сражался с ветром в устье фьорда Сальфти, не продвигаясь вперед, но в конце концов насланные язычниками порывы ветра были побеждены с помощью многочисленных свечей, крестов и святой воды; королю удалось захватить Рауд а и отправить его в ад, поскольку тот наотрез отказался поменять свою веру. Набожный биограф короля назвал упорного язычника чародеем, или фьёлькуннигом. Но и Олав, который сражался со штормом до тех пор, пока не подчинил его себе; который послал свою удачу, чтобы помочь друзьям и лишить разума врагов, и время от времени появлялся в образе человека, чтобы отвести меч, нависший над головой его слуги, должно быть, был таким же хамрамром и фьёлькуннигом, как и другие. Это было совершенно естественно для человека королевской крови. А прозвище «фьёлькунниг» справедливо вернулось к противникам христианского конунга, когда они были таинственным образом побеждены его «удачей и хамингьей». Правы были обе стороны. Если дело касалось иноземцев, чья власть и методы были другого рода, слово «фьёлькунги» (fjǫlkyngi) действительно означало колдовство, а когда христиане и язычники обвиняли друг друга в запрещенных занятиях, то им было не до шуток. Когда же христианская хамингья и христианский Бог одержали победу, то люди новой веры обратили это слово против своих врагов и сделали его оскорбительным прозвищем для людей древней веры.
Таким образом, нам становится понятно, что никакого противоречия между нейтральной жизнью, духовной силой, которую излучает человек, и личной душой, которая может стать осязаемой и победить противника, нет. Обе эти силы – концы одной палки. Мы уже видели, как хамингья человека может выйти из него и затуманить мозги другому, подавить инициативу и нарушить все его планы. Хамингья короля – словно тепло, которое передается воину при рукопожатии; она входит в людей, словно сила, и наполняет их тела, проникает во все члены и суставы и оттуда перетекает в оружие. Хамингья представляет собой умение предвидеть исход событий; оно поднимается из глубины души и распространяется по телу пророчащего: «Я знаю, благодаря своему предвидению и хамингье моего клана, что этот брак принесет нам большое несчастье», – об этом предупреждала Сигню в «Саге о Вёльсунгах», когда зашла речь о ее браке с Сиггейром. Хамингья может в любой момент развернуться во всей своей силе – стоит только немного изменить угол зрения, и она превращается из чего-то в кого-то.
Хамр, мод и мегин гармонично уживаются в личности, не заявляя о себе до поры до времени, но перед лицом опасности, в минуту волнения или восторга эта дремлющая в человеке или существе сила может вырваться наружу, стать неуправляемой. Боги распознали великана, когда тот впал в йотунмод, великанью ярость. Тор смог усмирить воды реки, призвав всю свою мощь – асмегин. Метафорическое выражение, гласящее, что дух привязывает к себе тело – если это можно считать метафорой, – может придать истине видимость глубины; но если мы избавимся от искушения принимать эти слова за современную мудрость, то поймем, что они содержат именно то, что должно быть сказано. И мы, без сомнения, имеем право использовать такие выражения, как то, что нейтральная удача содержит свои личности, как качество среди всех других качеств, или даже лучше, то, что она беременна личностью, так же как она беременна победой, плодородием и мудростью.