Политический эквивалент экономического пространства первоначального денежного обращения серебряной монеты VIII—IX вв. следует искать в синхронных или близких «первому периоду» обращения арабского серебра письменных источниках. Вероятно, с этой точки зрения требует дополнительного анализа летописная формула, с которой «Повесть временных лет» открывает погодовое (анналистическое) изложение русской истории: «начася прозывати Руская земля», это сообщение приурочено к первому году царствования Михаила III Исавра («наченшю Михаилу царствовати»), то есть 839 г. (ПВЛ, 17; Stang 1996: 235-250; Станг 2000:4, 29,32,48-50,65). Но в таком случае именно эту дату и это событие мы должны считать истинным началом русской истории.
Манифестация «Руской земли» сближается с засвидетельствованным «Вертинскими анналами» франков посольством загадочного «хакана русов» к непосредственному предшественнику, отцу и кратковременному соправителю Михаила, византийскому императору Феофилу II в 838 г. (Станг 2000: 48). Со времен Г.-З. Байера (а вслед за ним В. Н. Татищева) этот эпизод остается предметом дискуссий (Татищев 1962: 292-310; см. также: Славяне и скандинавы 1986:189-190; Лебедев, Станг 1999; 136-152). «Русские» дипломаты «свейского рода» (таинственные шведы, от имени не менее таинственного «хакана росов»), в явной конфронтации своего правителя с Хазарией, последовательно, хотя и безрезультатно обратились (в поиске союза?) и к басилевсу ромеев в Константинополе, и к императору франков в Ингульгейме. Археологически эти контакты «русов» с Византией 830-х гг. засвидетельствованы независимыми друг от друга письменными, нумизматическими и археологическими источниками (Лебедев 1985: 254).
Важно, что зафиксированная этими источниками картина русско-хазарско-византийско-скандинавских отношений документально соответствует и показаниям петергофских граффити: скандинавские и хазарские руны, греческая надпись, включенные в древнерусскую систему денежного обращения. Следовательно, по крайней мере экономическую, а вероятнее всего, и политическую сферу воздействия «хакана русов» 838 г. необходимо рассматривать от Балтики до Черного моря, в границах Древней Руси, зафиксированных надежными историческими данными лишь во времена Олега Вещего и Ярослава Мудрого.
В связи с этим возникает вопрос об идентификации и локализации «хакана» «Вертинских анналов». Из имеющихся сведений единственное имя, которое можно почерпнуть в отечественных источниках для этого времени, это — Дир, по ПВЛ, брат и соправитель Аскольда в Киеве. Историками вполне убедительно обоснована реальная разновременность Аскольда и Дира как исторических персонажей, лишь в летописной традиции превращенных в современников и братьев, погибших от мечей воинов Олега (Мавродин 1945: 217-218). Опираясь на реконструкцию масштабов и хронологии политической деятельности Аскольда в Киеве по крайней мере с 860 по 882 г. (Брайчевский 1988), следует предположить, что правление Дира, локализуемого в Киеве как столице его державы, должно быть отнесено к предшествующему отрезку времени (услов¬но: 838-859 гг.).
«Русь Дира» остается загадкой (Лебедев 2002: 24-26). Тот ли это «первый из царей славян», под своим именем фигурирующий в известии арабского географа X в. аль-Масуди (Гаркави 1870: 137), который должен быть признан «первым» и по масштабам, и по времени манифестации во внешнем мире своей государственной власти, память о котором сохраняла «Дирова могила» в Городе Ярослава еще во времена киево-печерских книжников, и послы которого первыми из «русов» достигли двора византийского и франкского императоров? Чем обосновано было его право и возможность заявить о своей державе, противопоставляя ее могущественному в тот момент (после благополучного завершения гражданских войн) Хазарскому каганату? Наконец, и самое главное, — какова была дальнейшая судьба этого политического образования, столь внушительно заявившего о себе в первой трети IX в. и простиравшего свою власть, судя по косвенным данным, от Поднепровья до Ладоги и прибрежья Финского залива?
Судя по всему, первичное объединение в границах «Руси Дира» будущей Киевской Руси оказалось достаточно эфемерным. Распад ее на две самостоятельные общности, Внутреннюю, Низовскую, и Внешнюю, Верхнюю Русь, так же как их соперничество с Хазарией и экспансией викингов, проявились и в изменении динамики денежного обращения (Потин 1970:64-80), и в других процессах, из которых консолидационный возобладал лишь к рубежу IX-X столетий.