Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

«Романский мир» Европы, в котором Русь обретала многие исходные формы своей средневековой культуры, был плотной и обширной культурной тканью, охватившей огромное европейское пространство за многие столетия до его разделения на Запад и Восток. Христианская каменная архитектура, развивавшая позднеантичные нормы, навыки и традиции, так же, как развивали их религия, письменность, государственность, единым культурным комплексом распространялась в переживающей социальную революцию «варварской» среде. «Романская культура» VII–XII вв. — это не только и не столько зодчество. Это — особое отношение к письменности, стремящейся приспособиться к языку народа: в высшей степени «романской» (не «латинской»!) была деятельность Кирилла и Мефодия, и кириллица — одно из проявлений «романики» (так же, как готский перевод библии Ульфилы). Романика — это земляные замки франкских и саксонских графов, бурги Альфреда Великого, так же, как городища славянских волостелей и борги — скандинавских конунгов, древо-земляные укрепления городов (даже — возникавших у развалин каменных римских крепостей); определенный тип вооружения — и лишь с появлением в Европе «готического доспеха» (как и готического храма) различия между Западом и Востоком становятся ощутимы. Неправомерно проводившееся маститым русским историком С. М. Соловьевым противопоставление горного, каменного Запада с гнездами замков и городов — деревянной, равнинной Руси (Соловьев 1959–1960, VII, 13, 46). То и другое — еще единый мир, и различия от области к области его неуловимы и несущественны по сравнению с теми, что сформируются пять столетий спустя.

Основой романского единства в Европе ІХ–ХІІ вв. было цветущее, богатое, древнее Средиземноморье, римско-византийская цивилизация, с великолепными супергородами, блистательной властью кесарей, авторитетом церкви, иерархической государственностью, семью свободными искусствами, с богатством и силой античной традиции.

Русь и Константинополь, Рим и Запад — вот четырехчленная структура романского мира. Норманны, варяги, были наиболее подвижным и относительно самостоятельным его элементом. В поисках внешних ресурсов для строительства средневековой цивилизации, на которые их решительно обрекала скудость и суровость местных условий, создававших лишь некий исходный минимум для социального развития, они устремлялись с Запада в Рим, из Рима в Константинополь и на Русь, либо наоборот — по любой из летописных ветвей Пути из Варяг в Греки. Оборотной стороной этого движения было встречное, куда менее заметное по внешним формам, но неизмеримо более глубокое по существу. Византийские мастера, участвовавшие в строительстве Киевской, Новгородской, Полоцкой Софии (Булкин, Рождественская 1984), несли навстречу северным варварам, «Из Грек в Варяги», новую систему ценностей, открывая путь к строительству общечеловеческой цивилизации. Этот же путь между северным варварством и эллинской духовностью, исторический свой путь, вершила Русь.

Общность исторического пути при переходе от финальной первобытности к феодальному Средневековью — вот подлинное содержание «варяжского вопроса», как тенденциозно и неверно обозначили проблему исторических связей Руси и Скандинавии ученые XIX в. И норманизм, и антинорманизм как течения исторической науки уходят в историографическое прошлое (Шаскольский 1965: 96–181; 1983: 35–51; Хлевов 1997: 88–91). Методология исторического реализма позволяет исследовать «варяжский вопрос» как процесс русско-скандинавских отношений, развивавшихся с 750 по 1222 г. на протяжении всего домонгольского периода Руси, в аксонометрическом объеме, осваивая этап за этапом различные уровни и сферы, от экономической до социально-политической и культурно-идеологической. Весь комплекс данных, относящихся к сфере этих отношений, свидетельствует, что вопреки давним тенденциозным представлениям определяющие импульсы шли с Востока — на Север, из Руси — в Скандинавию.

Русь обеспечила во многом северные страны ресурсами, необходимыми как для начала строительства феодального общества (не менее 4–5 млн марок серебра; при этом ничтожную долю, не более 0,25 % от «восточного импорта» серебра на Русь, составлял государственный откуп 882–1054 гг., не превысивший 12–13 тыс. марок), так и для завершения его (комплекс политических идей, вдохновлявших королей-миссионеров). В обмен она использовала военные, отчасти — культурные ресурсы, образовавшиеся в виде своего рода «перепроизводства надстроечных элементов», порожденных социальным движением викингов. Итогом этого обмена стало длительное творческое сотрудничество, которое предопределило развитие международных отношений на севере европейского континента на многие столетия вперед.