Эпоха выгорающих супергероев. Как саморазвитие превратилось в культ, а погоня за счастьем завела нас в тупик

Важно, что христианское понимание реальности было всеобъемлющим и отвечало на все вопросы бытия, устанавливало нравственные ориентиры, предлагало человеку смысл жизни временной и посмертную судьбу. Если у большинства наших современников Рождество ассоциируется с рекламой американского газированного напитка и ощущением, что «праздник к нам приходит», то для жителя России какого-нибудь XIV века оно было центральной точкой начала спасения человечества от власти греха, от дьявола и смерти, и в этой системе представлений он ясно понимал, откуда все началось, как обстоят дела сейчас и чем все закончится. «Большое повествование» обеспечивало преемственность традиций и поколений, создавая непрерывную осмысленную связь между жившими раньше, живущими сейчас и будущими поколениями.

В фильме об основателе движения Реформации «Страсти по Лютеру» показана сцена с покупкой индульгенций, которыми торговала Римско-католическая церковь в XVI веке и против которых впоследствии выступал Мартин Лютер. Продажа индульгенций привязана к религиозной картине мира средневековой Европы, а это значит, что «продающее» сообщение функционирует в некой социально сконструированной реальности.

Покупателем индульгенции является человек, главная ценность для которого – посмертная жизнь в свете христианского учения о бессмертии души. Это его ключевой жизненный лейтмотив, сформированный в мире инквизиции, богослужений, монашеской аскезы и паломничеств. В этом контексте человек, покупающий индульгенции, инвестировал деньги в будущее (вечность, ожидающую его после физической смерти). Эта вечность была несоизмеримо более ценной, чем краткая земная жизнь, полная тревог и болезней. В этом ясном и стабильном мире формировалась практика строительства своей идентичности, в которой библейский нарратив задавал тон и формат предсказуемой и надежной жизненной стратегии для каждого, кто жил в ту эпоху.

Другой пример – советская эпоха с ее коллективным строительством коммунизма и верой в светлое будущее. Сегодняшнему зумеру трудно объяснить, почему хор мальчиков и девочек с красными галстуками поверх белых рубашек с таким энтузиазмом поет о том, что над страной «веют ветры яростных атак». Строительство коммунизма под руководством правящей компартии было таким же «большим повествованием» для советского человека, как библейский нарратив для людей, живших в предыдущие эпохи.

Вся структура советской повседневности с ее пятилетками ударного труда, строительством Беломорканала и БАМа, первомайскими демонстрациями и портретами вождей создавала единую картину мира, так же как цикл христианских богослужений, чтение Библии и молитвы по утрам и вечером создавали ее для человека Средневековья. Фраза пожилой учительницы «Не стоит отделяться от коллектива», адресованная молодому педагогу в фильме «Доживем до понедельника», четко фиксирует важность коллективной идентичности и единства общественной жизни, которые с трудом можно обнаружить в современной России и в любом развитом государстве мира. Крушение Берлинской стены в 1989 году уничтожило не только границу между двумя частями разделенной Германии, но и последний утопический проект строительства коллективного будущего с опорой на «большое повествование».

В наступившую эпоху после крушения целостной картины мира не просто исчезло единое понимание реальности или целостный взгляд на происходящее. И в христианстве, и в коммунистической идеологии было ясное видение будущего, горизонт которого связывал его с прошлым и настоящим. Люди имели общее понимание мира и не были подвержены тому, что известный психолог Виктор Франкл назвал неврозами, связанными с утратой смысла жизни.

Человек нового времени оказался в ситуации, когда нет «большого повествования», которое объяснило бы ему смысл жизни так же, как объясняло его предкам. Вынужденно принимая тяжелое бремя жизни, он мечется в хаосе «маленьких повествований», рынок которых предлагает многообразные стили жизни и способы осмыслить свое существование. И выбирать нужно самому. На свой страх и риск. Это означает, что отсутствие общей религиозной доктрины, социально-политической идеологии или иной целостной картины мира, с одной стороны, и гипериндивидуализм позднего капитализма, с другой, существенно усиливают тревожность современного человека, вынужденного ежедневно делать выбор своего пути без ясных ориентиров и четких указаний.