Эпопея советско-финской Зимней войны 1939— 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции

Непрерывная разведка с помощью аэрофотосъемки, захваченных аэростатов и наземных разведгрупп выявляла расположение финских бункеров, артиллерийских батарей и прочих оборонительных позиций. В штурмовых дивизиях для разведки использовались войска второго эшелона, чтобы первый эшелон можно было целиком задействовать для общего наступления. Было точно определено расположение примерно трех четвертей бункеров в передовой зоне и до 40 процентов бункеров в дальней зоне. Многие из земляных и бревенчатых укреплений были в январе разбиты тяжелой артиллерией и атаками с воздуха⁵³.

Крупные артиллерийские орудия скрытно подвозились к линии фронта по ночам, шум тягачей заглушался сопутствующим заградительным огнем. Пушки прятали на замаскированных позициях, с которых они могли вести огонь прямой наводкой по орудийным амбразурам самых мощных финских бункеров. Например, 18 января 152-мм орудие было установлено в 500 ярдах от бункера «Поппиус» у дороги на Ляхде. В одном месте дальнобойная пушка была установлена всего в 300 ярдах от цели. Подобным образом использовались и орудия калибра до 280 мм⁵⁴.

Материально-техническое обеспечение Северо-Западного фронта было поистине колоссальным. Была увеличена пропускная способность железных дорог, даже в Ленинграде. Были построены новые дороги и мосты, проложены новые маршруты по пересеченной местности. Продовольствие, топливо, боеприпасы и другие грузы для более чем полумиллиона солдат и офицеров перевозились через перегруженный Карельский перешеек без видимых задержек. Тому способствовали два фактора: сильнейшие морозы, благодаря которым болота и озера можно было сделать пригодными для интенсивного движения (путем сгребания снега и дополнительной заливки водой), и огромное количество советских самолетов, которые не давали финнам наносить удары по уязвимым колоннам снабжения, складам с боеприпасами и т. д.⁵⁵

За исключением передовых позиций, Красная армия даже не потрудилась как-то замаскировать свои 2800 артиллерийских орудий⁵⁶. 1 февраля финский летчик, бросив вызов 40 советским истребителям, провел разведку шести квадратных миль советского участка напротив Суммы, где сфотографировал 104 артиллерийские батареи; большинство из этих 416 орудий располагались на совершенно открытых позициях. Для сравнения: им противостояли всего 64 финских орудия. Финны в целом знали о советских приготовлениях, но были бессильны чему-либо помешать; у них не хватало даже артиллерийских боеприпасов. Это должно было стать решающим фактором, поскольку артиллерия – основа советского наступления – все больше и больше становилась ключом к прорыву финской обороны на Карельском перешейке⁵⁷. Руководство Северо-Западного фронта в январе также уделяло большое внимание и моральному состоянию войск. Тимошенко, Мерецков, Грендаль и члены их военных советов инспектировали передовые части и выступали перед войсками. Жданов, ответственный за партийно-политическую работу, выделил в 7-ю и 13-ю армии, помимо обычных комиссаров и политруков, 44 помощника по партийной работе. В том же месяце около 1000 военнослужащих из упомянутых двух армий вступили в партию, и почти 3000 были приняты в качестве кандидатов в члены партии⁵⁸.

В полночь в канун Нового года вновь зазвучали знакомые мотивы Интернационала. Однако наряду с избитыми партийными призывами во имя пролетариата особо подчеркивалась и новая тема: национальный патриотизм. В последующие годы нацистско-советской борьбы ей предстояло стать первостепенной – почти до полного исключения прежних классово-сознательных лозунгов, – но в начале 1940 года эта все еще несколько новая концепция была в центре внимания наряду с более ортодоксальной коммунистической пропагандой. Во время Зимней войны немарксистский лозунг «За Родину!» был объединен с лозунгом «За Сталина!». Согласно советским источникам, Красная армия начала февральское наступление под восторженные крики «В атаку во славу Отечества!»⁵⁹.

Несомненно, националистические призывы вызывали у русского солдата больший отклик, чем прославление социализма. В настроениях некоторых выживших после декабрьских сражений происходили незаметные и постепенные перемены. Соловьев, ветеран боев на Карельском перешейке, чье дезертирство из Красной армии опровергает любые обвинения в слепом советском патриотизме, описал эти настроения как широко распространенное чувство унижения. Не испытывая ненависти к финнам, некоторые из них чувствовали, что «оскорбление» – это некое пятно, брошенное на репутацию России, – и за него нужно отомстить, то есть финны должны быть побеждены. Таким образом, чувство стыда и деградации перевоплощалось в боевой дух⁶⁰.