Эра беззакония

Время, отпущенное на заживление ключицы, истекло. Калмычков закрыл больничный и вышел на службу. Генерал Бершадский встретил его в приподнятом настроении. Как всегда.

– Все, Калмычков, переходный период закончился. Питерские хвосты обрублены, пора приниматься за работу!

– Я готов, товарищ генерал…

– Если бы ты знал, сколько у нас дел! – Бершадский расхаживал по кабинету. Потирал руки. Проходя мимо сидящего в кресле Калмычкова, похлопал его по плечу. – Я тебя в Москву для большой рыбалки вытащил.

– Не понял аллегории, товарищ генерал. Сложные преступления расследовать? – спросил Калмычков.

– Расследовать, без нас найдется кому. Мы будем рыбу ловить! Ох, какого жиру нагуляли сазаны в нашей мутной водичке, Калмычков! Ленивые стали, неповоротливые. Думали, за бабки все у них в кармане. Типичная логика садка для искусственного разведения. Жратва сама в рот прыгает. Опаности – никакой. Жируй себе в удовольствие! Лень подумать, что бесплатный комбикорм может кончиться, а водичку сольют. Вникаешь, Калмычков?

– В общих чертах… Я думал, это садки для ФСБ.

– На всех хватит! ФСБ больше себя кусок не проглотит. Им крупняк пойдет. А мы не гордые. Зачем нам миллиардеры, нам и мультимиллионеров хватит.

– Поясните, пожалуйста, товарищ генерал: мы – браконьеры, или лицензия имеется? – уточнил Калмычков.

– Наша лицензия – УПК, УК, НК, Земельный, Лесной и прочие кодексы. Все белыми нитками шито! Как дети, кого ни копни – море доказательной базы. Они же думали, что оседлали жизнь по-полной. А про диалектику – забыли. Про развитие. На дармовые денежки всегда найдется кто-то с еще большей пастью и молодым, здоровым аппетитом.

– И на нас? В свою очередь, – спросил Калмычков.

– Об этом не думал… Да, и на нас, скорее всего. Не сразу. Сейчас – наш выход! Нам нарезано несколько регионов и немного Москвы. Сядешь с вологодцами, за неделю прикинете общую ситуацию. Составите стратегию. Придется пополнить багаж знаний. Курсы по налоговому законодательству, по таможне и прочее… Не расстраивайся! Опыт угрозыска – определяющий. Но подковаться необходимо. Прокуратура ошибок не простит.

– Когда приступать? – спросил Калмычков.

– Не спеши. Старый Новый год отгуляем, и – с головой! Кстати, приглашаю тринадцатого на дачу. Посмотришь, какую отгрохал! Польщен? – Бершадский хитро ухмылялся.

– Более чем, товарищ генерал. Заслужил ли?

– Заслужил, Калмычков, заслужил. Работать умеешь. Удачлив без меры… – Бершадский достал из стола лист бумаги. Протянул Калмычкову. – Перед Новым годом приказ о награждении формировали. Я про тебя – ни слова. Приказ вышел – Калмычкова к медали! «За раскрытие особо опасного преступления». Министр подписал. Я такого не видел: за одно плевое дело – и полковника получил, и медаль, и перевод в министерство. Ты редкий счастливчик, Калмычков. С тобой хочется дружбу водить. Отщипнуть от твоей удачи.

– Шутите, товарищ генерал, – не поверил Калмычков. – Министр меня не знает.

– Конечно. В глаза тебя не видел. Помощники подсказали. Герои для статистики нужны, – высказал свое предположение Бершадский.

– Разве что – для статистики.

– Короче, тринадцатого – как штык. Устроим междусобойчик.

– Есть, товаришь генерал! – ответил Калмычков и вышел.

По дороге в свой кабинет заглянул к вологодцам.

– А, пропащая душа! – обрадовался ему Пустельгин. – Давненько тебя не видели.

– Зато слышали хорошо! – добавил Лиходед. – Грудь его в медалях, что-то – в якорях.

– И я рад вас видеть! – парировал Калмычков. – Травите кофеином.

Сели вокруг кофейничка. И коньячок у «вологодских» нашелся. Порасспрашивал их о жизни, о делах. Ввели в курс. Бершадский уже нацелил верных кадров на новую тему.

– Грешным делом и нам перепадет, – помечтал Лиходед.

– Надеюсь. Стимул должен присутствовать, – согласился Калмычков.

Вологодцы поинтересовались судьбой дела о самоубийстве.

– Закрыто давно. Не знали? – удивился Калмычков.

– Это знаем. Кого искали, нашли? – спросил Пустельгин.

– Как сказать… В общем, все умерли, – ответил Калмычков.

– Убойно закрылись… – Пустельгин покачал головой.

– Так получилось. Сгорели в машине. Бандитские разборки, – озвучил официальную версию Калмычков.

– В сухом остатке знаешь что? – спросил Пустельгин. – Ванюха отслеживает статистику для проверки теории.

– Какой теории? – не сразу вспомнил Калмычков.

– Лавинообразного распространения феномена телевизионного психозомбирования населения, – гордо произнес Лиходед. – В Академию заявку подал. Кандидатскую хочу слепить на этом материале.

– Опоздал. Рамикович мне говорила, что их люди эту тему доят.

– Ничего, всем хватит, – не расстроился Лиходед. – У нас материала больше. Статистика! На вчерашний день число самоубийств по нашей схеме… Угадай, сколько? Одна тысяча восемьсот двадцать три человека. Динамика, правда, убывающая. С декабря центральные каналы эту тему закрыли. Только региональные передают как эстафету. В некоторые области уже по третьему разу волна завернула.

– Тысяча восемьсот… – ошарашенно повторил Калмычков. – И что?

– А ничего! – зло ответил Пустельгин. – Всем до фени! Кроме Ваньки эта тема никого не волнует.