Эра Броуна

Иногда мне кажется: я – все же извращенец, этакий сладострастец XXI века, гедонист КОНЦА СВЕТА. Пусть так!.. Почему бы не вкусить радости, не побаловаться напоследок? Не я затеял эту безумную круговерть, не я провоцирую закручивание этой вселенской спирали! Я лишь стараюсь обернуть в свою пользу, к своей радости то, что иные воспринимают с мукой, изнуряя себя в последние дни мироздания бессмысленным ужасом и болью.

Прими свой мир таким, каков он есть, человек! Не будь гордецом – ты не венец, а лишь винтик мироздания. Смири гордыню и вкушай даримое: вчера оно было таким, сегодня – другим. Умей понять и принять каждое, что даруется СВЫШЕ. А иначе жизнь твоя – мучение, удел твой – скорбь и тоска, и жребий твой жалок…»

81

РЕПНИН И ДОГОНЯЙ (1)

После каждого очередного перевоплощения, а происходили они постоянно, Сува во что бы то ни стало пытался попасть в Москву и найти своего ненаглядного песика. Это удалось ему трижды с того рокового, десятого, октября. Он появлялся в самом разном обличий, и все-таки Гуня всякий раз тут же узнавал его (понятное дело, не по телесному запаху, а по какому-то таинственному «запаху мысли»). Пес, впервые встретив чудесно воскресшего в новом облике хозяина, ничуть не испугался и даже не удивился, хотя и был свидетелем его гибели. Просто по молодости лет он еще не понимал, что такое смерть. Гуня лишь визжал и подпрыгивал от счастья.

Всякий раз Сува приносил с собой какой-нибудь еды. Однажды это была роскошная ветчина – трехкилограммовая упаковка голландской, розовой, со слезой… Вдругорядь у хозяина оказался только пакетик с сухими корками, которые он размочил в миске с водой. В третий раз он притащил дохлого кролика. Ничего, и это сжевали…

Но теперь Сува не приходил уже целую неделю. И Гуня вконец оголодал. На помойках особо не разживешься (и выкидывать стали меньше, и выискивать лучше), а в охоте на крыс он не преуспел. Влиться же в стаю бродячих собак и делать налеты на рынки и «толчки» – не то что смелости не хватило, а видно, интуиция подсказала: самым заметным там буду – если кого и «достанут», так именно меня. И без того в Догоняя дважды стреляли – от переизбытка злобы или решив добыть себе мех на шапку. К счастью, меткостью бандиты не отличались… Так что голодуха вскоре должна была начисто загубить нашего драгоценного песика. Кожа да кости стали.

Ночевал он пока что все в том же месте – боялся пропустить приход хозяина, еще надеялся на чудо. Поначалу Гуня отлучался лишь на полчасика – справить нужду или порыскать по-быстрому у мусорных бачков. Потом в поисках пищи пришлось шнырять по городу целый день… Надежда на возвращение Сувы таяла, превращаясь в некую абстрактную веру в чудесное избавление от невзгод, в то, что с таким замечательным песиком не может произойти ничего ужасного, и рано или поздно все несчастья кончатся и будут потом казаться лишь страшным сном.

…Его пытались поймать уже в четвертый раз. Сегодня это была парочка пахнущих портвейном бомжей с большущим холщовым мешком и крепкой палкой от швабры. Они гнали Гуню по пустырю, гикая и улюлюкая. Пытались прижать его к высокому глухому забору. Если б пес настолько не отощал и ослаб, он давно бы уже оторвался от погони. Но ноги не держали и дыхалка подводила – приходилось часто останавливаться, чтобы прийти в себя. За это время бомжи резко сокращали созданный Догоняем отрыв.

Грудь ходила ходуном, сердце билось как сумасшедшее, едва не выскакивая наружу, а ноги дрожали противной мелкой дрожью. Смерзшаяся после ночи земля была тверда как камень и больно ранила подушечки лап. Страдающие без опохмелки типы со зверскими харями мелькали все ближе. А когда они оказывались совсем рядом, Гуня из последних сил делал рывок, оттягивая развязку еще на несколько минут. Потом впору было лечь и помереть. И все-таки находился еще какой-то остаточек сил, и он снова чудом спасался в самый последний момент. Но эти «пятнашки» не могли продолжаться бесконечно…

Валера ехал в служебном «вольво», возвращаясь с задания. Пришлось брать маньяка, который, перескакивая из тела в тело, совершал совершенно одинаковые зверские преступления. Кровавый счет ублюдка рос с каждым днем. Во всероссийский поиск включились тысячи полицейских, но результата очень долго не было.

Приказ гласил: «Взять живым!» Но, конечно же, гадину пристрелили на месте. Что толку от ареста, если маньяк в любой момент может УЙТИ из самой прочной камеры, из-под самой надежной охраны… И вот он лежит в парадняке, раскинув руки, – обычный человек в обычной одежде. Он никак не ожидал, что копы «вычислят» его собственное, ни в чем не замешанное тело. Гримаса удивления так и застыла на его костенеющем лице…