Эра чудес

— Не забывайте о том, что я вам сказал, хорошо? Мне по долгу службы приходится оценивать людей на скорую руку. Понимаете, по Земле Грэди постоянно шатается столько народу, что мне приходится после пятиминутного разговора решать, стоит ли нанимать этого человека, или пусть он идет к кому-нибудь еще. Я принял решение: у меня проблемы с безопасностью, а вы могли бы решить их именно таким способом, как мне надо. Дайте мне шанс отплатить вам добром за добро — выходите туда, где на самом деле рождается реальность. Вы сказали, что это весьма вероятно.

Неужели он на самом деле так сказал? Казалось, что слова эти были сказаны целую вечность назад, Уолдрон безразлично кивнул в ответ.

— Отлично. Конечно, не торопитесь с решением. Хотя мне кажется, что вы уже насмотрелись этого лживого представления. Ну, до скорого!

Уолдрон возвращался в офис, Рэдклифф помахав ему рукой и улыбнувшись напоследок, направился к выходу.

Как лунатик, пытающийся разломать куклу… Он подумал, как бы положить голову на стол и вздремнуть последние часы смены, но это было невозможно. Его моментально разбудит оживающий от ночного сна офис: пылесосы, ползающие вверх и вниз, вычищая пустоты между полами, тележки с кофе для ночной смены, дребезжащие по коридору. Один мертвый час, и он уйдет. Конечно, с одной стороны, это была хорошая ночь: ни перестрелок, ни поджогов, ни ограблений, никаких особых нарушений общественного порядка…

Как это было в былые времена?

Тележка с кофе остановилась у его двери и звякнула. Он собрал весь свой разум. Потягивая кофе, попыхивая последней из огромного количества выкуренных за сегодняшнюю ночь сигарет, он уставился на карту. Рэдклифф утверждает, что граница Грэди расширилась еще на 40–50 миль. Если он нанесет эти изменения, никто даже не заметит. Ну а если и заметят, они расценят это как насмешку, а не попытку взглянуть правде в глаза. «Де юре», они скажут, что США — это все равно США, а Канада — все равно Канада. А «де-факто», конечно, это не наша вина, не так ли?

Где бы были мы сейчас, если бы не пришли чужые?

Воспоминания о том, как все началось, были наполнены еще свежим ужасом. Никто не знал, что происходило на самом деле; безусловно, они преподнесли это как якобы простой кризис. Внутренний, так сказать. (Было бы смешно, если бы не было так грустно. Как кровоизлияние в мозг. Он понял, почему Морелло так понравилось сравнение глаз психа с вишенками — потому что вид черной вишни назывался Морелло.)

Одновременно на Земле были взорваны все ядерные материалы с эффективной конверсией от 8 до 18 %. Каждая ракета и каждая подложка бомбы, каждая бомба в воздухе, каждая атомная электростанция, каждый очистительный завод, где остатков больше, чем на пару килограммов, были охвачены пожаром. Прошло полтора дня, прежде чем оставшиеся в живых узнали, что это не война. За исключением тех, кто бы мог начать такую войну. Знали, но те полтора дня они без паники держали свое знание в секрете.

В это время стало понятно то, что правительство предпочитало замалчивать, ибо тогда еще верили в значение слов «победа» и «завоевание». Современное индустриальное общество просто наблюдало. Подбросить крупицу песка в работу — означало полностью уничтожить ее. А то была не крупица — целый вагон. Основной ущерб нанесли ракеты-перехватчики, которых приходилось по 40 штук на миллион человек, и у каждой боеголовки были предназначены для уничтожения пакеты противника на расстоянии 7 миль. Бомбардировщики были в сравнительно отдаленных районах; атомные подводные лодки — далеко в море, однако саперы и остальные городские подрывники тратили понапрасну свои заряды у себя под землей.

Не взрывы и не гигантские пожары, распространившиеся на Западном Побережье, где в конце лета сметены были тысячи квадратных миль, и даже не выпадение радиоактивных осадков погубили Северную Америку. Это были люди, покидавшие из-за пожаров свои дома и работу; чума, поразившая убежища, потому как люди пили отравленную воду; Национальная Армия и поспешно собранные правительственные работники, выступавшие против толп бежавших городских жителей, потерявших разум из-за ужаса, охватившего их, когда они достигли окраин малых городов. В Европе положение было в тысячу раз хуже: гигантские армии противников пошли друг на друга как машины, заведенные ядерными взрывами, и прежде чем их удалось отключить, они разрушили обе Германии, большую часть Чехословакии и частично остальные страны Европы.

Было время, — которое, говорят, длилось недели или месяцы — когда планета гудела, словно улей, и никто не мог даже думать о том, чтобы восстанавливать хоть какую-нибудь организацию. Именно в это время и были построены города чужих.

Кто-то сказал: «город чужих». Не самая лучшая идея.