Эра медведей

Илья поднялся из подвала на первый этаж и по звукам понял, что база уже проснулась. Сверху ходили чьи-то юные ноги. С кухни доносился звон кастрюль и играло радио: какое-то оптимистическое утреннее шоу – Валентина Ивановна готовила завтрак. Кстати, про еду – достанется ему сегодня от команды. Теперь Magnum Ursus будут принимать пищу вместе. Его первая инициатива, он еще вчера проинформировал Тимура. Раньше игроки разбредались по базе: кто-то ел у себя в комнате, кто-то в кают-компании – носом в телефон, а некоторые умудрялись питаться без отрыва от тренировок, за игровым компьютером. Первое правило сплоченной команды: спортсмены должны все делать вместе. Чуть ли в туалет строем ходить. Конечно, он утрировал, но план заключался в том, что каждый игрок должен прочувствовать, что без соратников – никуда. Всегда рядом есть тот, на кого можно положиться. Постепенно это чувство перейдет на игровые матчи. И оно поможет избавиться от вспышек самолюбования, которые разрушили множество матчей, – от персональных разыгровок, когда спортсмен показывает личный класс без какой-либо координации с командой. Римская империя строилась не на мечах, а на локтях легионеров. Каждый солдат знал, что товарищ поддержит его во время боя. Именно чувство локтя делало манипулы римлян непобедимыми, а вовсе не выучка легионеров.

Илья шагал по лестнице вверх и думал над словами Мариса. Я – развалина. Миша вот тоже заявил, что он слишком старый. Популярное в команде мнение… Впрочем, постой-ка. Себя вспомни в их возрасте. Ты считал точно так же. Предубеждение перед возрастом это… возрастное. Илья вспомнил случай из прошлого. День рождения сестры. Ей шесть лет, а Илье – двенадцать. Он сидел за праздничным столом и считал: когда сестренке исполнится столько лет, сколько сейчас ему, то он сам будет восемнадцатилетним… стариком! Ему почему-то стало страшно. Кажется, именно тогда он осознал свою смертность. Сейчас, конечно, смешно, но маленькому Илье было не до шуток.

На втором этаже полно признаков жизни. В кабинете Тимура играл какой-то тяжеляк: менеджер отличался пунктуальностью, и его рабочий день начинался вместе с командой. Из женской ванны доносились звуки воды. Варя наводила утренний марафет. Илье вдруг стало грустно. Его не было рядом в тот прекрасный период, когда дочь превращалась в девушку. Первая косметика, первые девичьи проблемы, первые поклонники – все прошло мимо него. Кстати, а у Вари есть парень? По идее, должен, она у него красивая. Без скидок на отцовскую любовь, объективно – обворожительная девушка. Правда, вот ее характер… Мальчуковый, задиристый. Ей бы не помешало немного мягкости, успокаивающей женской теплоты, на которую сбегаются парни, как оголодавшие котята на миску с молоком. Только это нам и нужно, на самом деле. А вот битвы с женщинами… Пацанам конкуренции хватает и среди своего гендера. Она начинается в детском садике и продолжается до глубоких седин. Если и дома тебя ожидает соперник, то добром это не закончится.

Илья уже подходил к своей комнате, как открылась соседняя дверь, и оттуда вышел Боян. Неправильное слово. Выплыл Боян. Кучерявым привидением он курсировал к ванной комнате. Глаза закрыты, а на голове не то чтобы гнездо – натуральная пакля. Боян шел и спал. Но шел. С закрытыми глазами. Из одежды на нем была только длинная футболка, почти по колено. Про брюки болгарин явно не вспомнил. Вот ведь сомнамбула, хорошо еще слюни не текут.

– Боян, подъем!

Болгарин подскочил сантиметров на двадцать и взвизгнул. Он замахал руками, будто отбивался от невидимого чудовища. Глаза огромные, перепуганные – он смотрел на Илью и не узнавал. Через несколько секунд Боян пришел в себя и растянул рот в широкой улыбке.

«Ну хоть кто-то рад меня видеть», – печально подумал Илья.

– Добро утро, Herr Kommandant!^[7] – сказал Боян, удивительным образом смешивая в приветствии не только языки двух стран, но и разные интонации: балканское простодушное оканье и тевтонское рычащее грассирование.

– Дойчланд? – спросил Илья удивленно.

– Найн! Бургас! – ответил Боян. – Град в Болгарии, на брега Черно море.

Илья хотел уточнить, почему тогда по-немецки, но не стал. Он вспомнил, что перед выходом в Magnum Ursus решил почитать в Сети про каждого участника команды. Когда он дошел до Бояна, то раз десять не смог произнести его игровой никнейм вслух. Это же не слово, это просто какая-то каша из букв: Steinbrechmaschine. Игровые комментаторы страдали на трансляциях и бросали всякие попытки выговорить это слово. В переводе – камнедробилка. Даже по-русски звучит угрожающе. Видимо, у Бояна какой-то пунктик на эту тему.

– Дробилка. – Илья изобразил руками работающий механизм, получился паровозик, как в детском саду, – чух-чух.

Боян разулыбался, но ответить не успел. Из комнаты вышел Марис. Латыш быстрым шагом прошел мимо них и, уже спускаясь по лестнице, бросил через плечо:

– Бесполезные нашли друг друга.