Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Смерть коммунизма положила конец жизни Годл. Некоторые члены ее поколения, дотянувшие до 1960-х и 1970-х годов, жили в мире своей мечты (в «Домах старых большевиков») или дожидались его пришествия (в стране «реального социализма»), однако большинство, похоже, пришло к заключению, что мечта была химерой. Автором одного из самых влиятельных самиздатовских изобличений сталинизма стал Евгений Гнедин, бывший глава Отдела печати Народного комиссариата иностранных дел и сын Парвуса (Гельфанда), создавшего теорию «перманентной революции» и убедившего немецкое правительство разрешить Ленину проехать в Россию в апреле 1917 года. Автором еще более известных лагерных воспоминаний была Евгения Гинзбург, которая в середине 1930-х годов возглавляла Кафедру истории ленинизма Казанского университета и Отдел культуры газеты «Красная Татария». «Инквизитором», отправившим ее в тюрьму, был Абрам Бейлин, чьи глаза, по словам Гинзбург, «светились приглушенной радостью, которую доставляло ему издевательство над человеком», и чья «талмудистская изощренность» помогала ему «оттачивать формулировки» ее преступлений. Бейлина потом тоже арестовали, сослали в Казахстан, где он развозил воду на воловьей повозке, и, наконец, разрешили вернуться в Москву, где его сторонились старые друзья — революционеры и инквизиторы (прочитавшие к тому времени рукопись Гинзбург).

Одним из старых друзей Бейлина был Самуил Агурский, в свое время главный советский борец с древнееврейским языком, а на старости лет страстный любитель книг по «древней еврейской истории». Жена его Буня перед смертью сказала сыну Михаилу: «Как еще хочется пожить... Я бы начала совсем по-другому». На что Михаил ответил: «Я всегда тебе говорил, что надо жить по-другому». А когда Надежда Улановская, в прошлом юная революционерка и профессиональная шпионка, в возрасте 70 лет приехала в Израиль, она познакомилась с двумя женщинами, уехавшими из черты оседлости в Палестину примерно тогда же, когда она уехала из родного местечка в революционную Россию. Бывая у них в кибуце, и особенно в «нарядной и просторной кибуцной столовой», Улановская чувствовала «сожаление о том, что жизнь прожита не так, как следовало» и испытывала «смирение перед сверстницами, которые когда-то пошли иным, чем она, путем». По словам ее дочери, Надежда понимала, что «и она могла прожить такую же прекрасную и плодотворную жизнь, как эти пожилые кибуцницы».

Все дети Годл были согласны, что она прожила жизнь не так, как следовало, и что они сами, если они застали счастливое детство 1930-х годов, выросли не на месте и не вовремя. Михаил Светлов, звонкий певец «свинца со штыком» и «кожаной тужурки», превратился в широко почитаемого грустного клоуна 1960-х годов, остроты которого записывались в блокноты и передавались из уст в уста. («Что такое вопросительный знак? Состарившийся восклицательный».)

«Комсомолец 1920-х годов» и «безжалостный» коллективизатор Лев Копелев стал одним из самых известных советских диссидентов 1970-х годов, как и его жена Раиса Орлова, некогда гордая и бесконечно счастливая представительница «первого поколения советских людей». Еще одним представителем этого поколения был Михаил Гефтер, «оголтелый» комсомольский инквизитор времен Большого террора, превратившийся в ведущего морального философа периода перестройки и президента российского центра по изучению холокоста. Дочь Надежды Улановской Майя провела больше пяти лет (1951 — 1956) в тюрьмах и лагерях за принадлежность к студенческой организации «Союз борьбы за дело революции», большинство членов которой и все трое основателей были евреями (детьми Годл). Сын Майи и внук Надежды, родившийся в 1959 году, уговорил обеих эмигрировать в Израиль.

Одним из лидеров движения за эмиграцию евреев из Советского Союза был сын Самуила Агурского Михаил (который сказал матери, что она прожила жизнь неправильно). Среди его друзей-активистов был Давид Азбель, чей дядя, Р. Вайнштейн, соперничал с Самуилом Агурским за право руководить партийной Евсекцией. А среди тех, кто в конце 1950-х познакомил Михаила с современным западным искусством и московской богемой, был первый советский абстракционист Владимир Слепян. Отец Слепяна был, согласно Агурскому, выходцем из черты оседлости и начальником НКВД Смоленской области.