Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Сван проделал долгий путь. В самих полуполитических анекдотах еврей «Рабинович» предстает идеальным символом забитого, но неукротимо ироничного Homo sovieticus. Вернее, традиционный местечковый юмор возродился в качестве голоса советской интеллигенции.

Начальник отдела кадров спрашивает Рабиновича: 

— Кто ваш отец?

— Советский Союз.

— Хорошо. А кто ваша мать?

— Коммунистическая партия.

— Отлично. А кем вы хотите быть?

— Сиротой.

Анекдот относился, разумеется, ко всем советским людям, но Рабиновичу он подходил лучше всех, потому что в его случае первые два ответа столь же правдивы, сколь и последний. По словам Виктора Заславского и Роберта Дж. Брима, «если в 1920-е годы считалось, что евреи исключительно лояльны режиму, то в 1970-е появился другой удобный миф — о врожденной политической неблагонадежности евреев. Оба содержали в себе элементы самореализующегося пророчества».

Из трех дорог, открытых в начале века русским евреям — либерализм, сионизм и коммунизм, — третья исчезла, а первые две находились под запретом. Результатом этого была «политическая неблагонадежность», а в некоторых случаях последовательная оппозиционность большинства московских и ленинградских евреев. Из трех главных идеологий советской интеллигенции застойного периода — либерализм (западничество), сионизм и русский национализм — первая была по преимуществу еврейской, вторая исключительно еврейской, а третья более или менее антисемитской (поскольку культивировала неиспорченный крестьянский аполлонизм в противовес городскому меркурианству, которое теперь ассоциировалось с евреями, а не с немцами, и поскольку антикрестьянская большевистская революция была в значительной, хоть и нередко преувеличиваемой, мере еврейской).

Доля — и значимость — евреев среди диссидентов-западников была чрезвычайно существенной. Главными вехами ранней истории движения были суд над Иосифом Бродским в 1964 году; суд над Юлием Даниэлем (который был евреем) и Андреем Синявским (который был русским, но писал — подчеркивая свою отчужденность — под еврейским псевдонимом «Абрам Терц») в 1966 году; сборник о процессе Даниэля—Синявского, составленный Александром Гинзбургом, обращение «К мировой общественности», написанное Павлом Литвиновым и Ларисой Богораз в январе 1968 года, и демонстрация на Красной площади против советского вторжения в Чехословакию, в которой участвовало семь человек, четверо из них евреи. Как сказал Лев Штернберг об их дедах-социалистах, «словно из забытых гробниц своих снова восстали тысячи израильских пророков... с их властными призывами к социальной справедливости».

Не меньшей была доля евреев среди культовых ученых-новаторов с собственными неформальными школами учеников и последователей: Юрий Лотман в литературоведении, Арон Гуревич в истории, Лев Ландау в физике, Израиль Гельфанд и Леонид Канторович в математике. Близкие родственники западных академических икон (Эйнштейна, Оппенгеймера, Боаса, Леви-Строса, Дерриды, Хомского и представителей франкфуртской школы среди прочих), они были «возмутителями интеллектуального спокойствия» Торстейна Веблена, шагавшими «в авангарде, среди пионеров, в рядах беспокойной гильдии первопроходцев и иконоборцев в точных и гуманитарных науках и в сфере социальных перемен». Дети Годл воссоединились наконец с остальными членами семьи.

Наряду с Европой и Америкой, важнейшим источником примеров и вдохновения советских западников был русский авангард начала XX века. Большинство художников-авангардистов были агрессивными антилибералами (а некоторые — несгибаемыми большевиками), но их антизастойные последователи видели в их творчестве высшее проявление индивидуальной творческой свободы (и, таким образом, естественного врага и неизбежную жертву социалистического реализма). Среди позднейших иконоборцев («неофициальных» советских художников) евреев было даже больше, чем среди их образцов: согласно Игорю Голомштоку, «цифра 50% была бы скорее заниженной, чем завышенной». От поколения «декабристов» «оттепели», возглавляемого монументальным Эрнстом Неизвестным, до летописцев советских сумерек из «Лианозовской группы» Оскара Рабина и до главных иконописцев позднесоветской иронии (Эрик Булатов, Илья Кабаков, Виталий Комар и Александр Меламид) большинство первопроходцев и пионеров были евреями.

Впрочем, Россия есть Россия, и самым главным пророкам полагалось быть поэтами. При том, что культ Пушкина воспринимался как данность и разделялся режимом, частными святыми-покровителями оппозиционной интеллигенции стали две женщины (Анна Ахматова и Марина Цветаева) и два еврея (Борис Пастернак и Осип Мандельштам). Всем четверым поклонялись как одиноким хранителям Истины и Знания, замученным — из бессильной зависти — демоническим Государством. Их единственным законным преемником, миропомазанным Ахматовой и канонизированным при жизни в качестве божественного гласа воскресшей интеллигенции, был Иосиф Бродский, сын советского морского офицера и внук книгоиздателя из Петербурга и торговца швейными машинками из черты оседлости.