— Так с нами же ехал, — состроив удивление, захлопала глазами обманщица. — Он там, с караваном остался. Погоди… Так ты тоже не в курсе?
— А кто-о-о?! — еще громче прежнего воскликнула хвостатая, чуть не прыгая перед Любой от радости. — Как зовут? Откуда он?
— Э… — на мгновение Люба замешкалась. — С… Саша Васильев!
Ляпнув первое имя, пришедшее ей в голову, девушка едва не хлопнула себя по лицу. Конечно, это имя вызывало у нее какие-то странные ассоциации в голове, но для этого мира совершенно не подходило.
— Ого! — воскликнула Ниля, обращая на себя внимание прохожих. — Он издалека, видимо, да?!
— А-ага… — неловко усмехнулась Люба, готовая провалиться под землю. — Так, но он, видимо, забыл вперед каравана гонцов послать. Надо бы…
— Надо все-е-ем рассказать! — протянула шуррка, подпрыгнув на месте. — Так, так, сейчас!
Мощно взмахнув хвостом, она во весь опор понеслась к двум женщинам, что просто проходили мимо. Те сперва опешили от гиперактивной девчонки, но увидев, как она резво машет длинным хвостом с кисточкой, рассказывая про загадочного портного, прибывшего издалека, кажется, заинтересовались. Вдруг, Ниля зачем-то указала рукой на Любу, и женщины перевели взгляд на нее.
— …красотища же! — донесся до ее ушей возглас хвостатой. — Ну?!
Люба прыснула, понимая, что с памятью у ее подруги еще хуже, чем с доверчивостью. Прошли всего пара дней, а она, по-видимому, уже забыла о том, что Люба сама перешила платье под комбенизон, либо решила, что девушка подглядела фасон у загадочного портного.
И только Ниля закончила промывать мозги им, как тут же во весь опор понеслась к другой группке людей. Как метеор, она металась средь толпы, привлекая к себе внимание, а кого-то даже утягивая за руку в сторону караванной площади. Любе оставалось лишь пораженно смотреть на это маркетинговое чудо, думая о том, каких высот Ниля могла бы добиться, существуй в этом мире интернет. И, решив, что девочка и сама может о себе позаботиться, быстрым шагом вернулась к каравану, у которого уже начинал собираться народ.
— Грид! Гри-и-ид! — завопил темилец. — Грид, ищи Любу! Ищи Любу, кому говорю!
Искать ее, впрочем, не пришлось. Лишь только ей стоило показаться у каравана, как Цуйгот схватил ее за руку, отводя в сторону под пристальными взглядами десятков глаз.
— Я не знаю как ты это сделала, но ты обязана сшить такие же! Меня уже мошенником называть начинают! — зашипел жаболюд.
— Будет сделано, шеф, — усмехнулась Люба. — Кто шить умеет — отправляй ко мне, у нас много работы.
И работа закипела. На площадь стекались люди, обступая караван Цуйгота, и каждому хотелось урвать себе загадочный “комбез”. И чем больше людей собиралось вокруг, тем сильнее становился ажиотаж вокруг новинки. Прочие торговцы сперва ворчали на Цуйгота и его предприятие, а затем присоединились к толпе, пытаясь пробиться к торговому прилавку.
Люба же, засев вместе с парой людей из каравана, принялась наспех перешивать многочисленные платья из товаров Цуйгота. Едва они успевали закончить одно, как его тут же кто-то выкупал, не обращая внимания ни на цвет, ни на размер.
— Так, мы так ничего не успеем… Я буду резать, ты — перешивай юбку, а ты — пришивай пуговицы. Доделал — передаешь дальше. Поехали!
Работа кипела, а ажиотаж все нарастал. Некоторые стали скупать комбенизоны сразу по несколько штук, перепродавать в сторонке втридорога, из-за чего Цуйготу пришлось, перекрикивая толпу, рявкнуть о том, что в одни руки будет отдаваться не больше одной единицы товара. И не прошло и пары часов, как подключились прочие торговцы тканью и одеждой, и вот уже в соседних торговых рядах появлялись первые конкуренты, переманивающие часть потока обезумевших покупателей.
Люба, с которой от напряжения сходил десятый пот, периодически взрывалась смехом, выглядывая наружу из повозки. Конечно, происходящее было, по большей части, заслугой Нили, но даже сам факт того, что это сработало, заставлял ее улыбаться.
Вскоре поток покупателей наконец-таки стал ослабевать. Люди расходились, разбредались по площади. Где-то кто-то еще пытался перепродавать комбенизоны, но когда другие торговцы удовлетворили спрос своей продукцией, торговля шла уже не так бодро. В повозке к тому моменту все было усеяно кусками ткани, обрезками ниток, сломанными костяными иголками. Руки Любы были красными от крови, пальцы были десятки раз исколоты, а сама она, откинувшись назад, устало вздыхала. Подняв ладонь в воздух, она протянула ее коллеге по цеху, и тот вяло, устало ее пожал.
— Хлопать надо… Ай, да не суть.
— Лю-ба! Ты — волшебница, не иначе! — поднимаясь в пропахшую потом повозку, скаля зубы в широкой улыбке воскликнул Цуйгот. — Да это ж праздник какой-то!
— Это сила непосредственности, — тихо усмехнулась Люба.
— Так-так… Твоя доля, — он принялся отсчитывать из общего заработка небольшие железные монетки.