Когда реактивная струя выбрасывается из подошв, чтобы оторвать тебя от земли, первым делом теряешь равновесие, и ранец автоматически выбрасывает компенсирующие струи из боковых дюз, расположенных на уровне плеч. Я повисел чуть-чуть над полом, пролетел немного взад-вперед, чтобы вспомнить, как это делается, и тут же раскаялся. Пещеру заволокло паром, который тут же замерз и осел пушистым снежком на всем, в том числе на скафандре. Обзорные камеры на секунду помутнели и быстро очистились, но мысль о перспективе взлетать сквозь туман не прибавляла оптимизма. Чтобы не рисковать, я решил не полагаться на оптику, запустил локатор и, еще раз включив дюзы, с облегчением убедился, что акустика дает сносный результат даже при почти полной потере видимости. Тогда я прицелился, выдохнул, дал тягу и медленно, как настоящая большая ракета, пошел вверх, к небу. Мимо проплыли неровные края пролома. В этом месте кровля оказалась толщиной где-то с полметра: полость, столетиями расширяясь, вышла под самый верхний слой плотного песка, и он провалился под собственным весом или от удара метеорита.
Я вылетел наверх, в пыльную метель. Буря, несмотря на ничтожную плотность марсианской атмосферы, надавила ощутимо и начала сносить вбок. Я не рискнул развернуть крылья, только удерживал равновесие и помогал ветру, изменяя направление тяги. Расстояние до провала довольно быстро росло, вскоре пришлось отслеживать его по навигатору, поскольку он перестал быть виден и на локаторе, и видеокамерами в коричневой клубящейся мгле.
На радаре показалась какая-то возвышенность. Я выключил двигатель, не рискуя дальше испытывать судьбу в воздухе, опустился на грунт и пошел туда, надеясь укрыться от бури. Навигационная система давно поймала спутниковый сигнал и определила мое местоположение, теперь можно было вполне четко представлять себе окружающую местность, несмотря на то, что скафандр поверх инея залепило пылью, и видимость стала не ахти. Конечно же, дюзы забились песком, теперь нужно продувать их, прежде чем вновь использовать, а то как бы не взорваться. Впрочем, это должно делаться автоматически, да и, вообще, едва ли мне придется использовать ранец еще раз.
Возвышенность оказалась холмом с довольно крутыми склонами, метров десяти высотой. Я обошел ее и обнаружил место, более-менее защищенное от ветра. Скорее менее, чем более, дуло все-таки прилично, назойливая рыжая пыль клубилась и там, но выбора нет, пришлось разворачивать антенну. Если бы дело происходило на Земле, меня, пожалуй, давно унесло бы подобно перекати-полю, но при такой низкой плотности атмосферы самый страшный шквал не слишком опасен, не может не только сбить человека с ног, но даже как следует толкнуть в спину.
Развернув антенну спутниковой связи, я включился в эфир на аварийной частоте. Мощности антенны должно хватать даже чтобы пробиться через магнитную бурю умеренной силы, а, судя по магнитометру, солнце в тот момент было относительно спокойным, меня не могли не услышать.
— Внимание, сигнал бедствия. — Слова из инструкции легко соскакивали с языка. — Пол Джефферсон, доктор планетологии, и Руперт Фер, пилот турболета «Марсианский Аист», потерпели крушение и находятся в точке с координатами…
Назвав координаты, я сообщил о травме Рупи и необходимости идти через пещеры. Вообще-то неважно, что говорить. Они все равно прилетят или приедут стандартным спасательным составом, посмотрят на месте, что да как, а уже после сами закажут необходимое оборудование.
Поставил запись на повторение, я неловко присел, облокотившись на склон холма. Ветер гнал мимо поземку из мелких песчинок, она свивалась и змейками струилась между набросанных в беспорядке угловатых камней. Видимость как в коричневом тумане, не слишком густом и чрезвычайно подвижном. Тени в нем не текли и не ползли, они метались, словно в ускоренной съемке. Похожее случается на Земле в метель, если только представить себе, что она грязно-ржавая и наполнена настолько мелким снегом, что отдельных частичек не различить даже боковым зрением.
Я поднял камушек и бросил его перед собой. Он резво отскочил от твердой поверхности, ударился в бок другого камня и, подпрыгивая, покатился по песку. Все так же, как на Земле, но не совсем так. Вот оно, то самое, таинственное и непостижимое, о чем столетиями мечтали люди и чего не могли достичь. Я на Марсе!
И только в этот момент я осознал, наконец, почувствовал так, что едва не задохнулся: да, да, да! Да, это так. Сюда тянула меня неведомая рука, здесь мое место и предназначение, мой дом, семья, родина. Земля случайно родила меня, а Ганимед был ошибкой, опечаткой в маршрутном листе моей жизни. И что мне от абсурдности этого чувства? Может, в мире все абсурдно, кроме чувств…