Эра воды

— Дорогой мой доктор Джефферсон, если бы все так просто. Сахара же на Земле, условия не такие жесткие. Для Марса пока нет нормальной аппаратуры, нужно заказывать, а пока их дождешься… Да и свойства грунтов отличаются, Марс есть Марс, на все надо тарироваться заново. У нас же до сих пор как в каменном веке, сплошная эмпирика.

Гельмут опять вздохнул. Я сочувственно и с пониманием покивал, скрывая улыбку, поддержал разговор парой-другой фраз и свел его к нулю. На самом деле ведь мы оба знали, миссия завершена, ловить здесь больше нечего, разница между нами состояли лишь в том, что я был готов признать это вслух, а он — нет.

Жизнь на Марсе обнаружили давно и люди Солнечной уже привыкли к ней, как к данности, а ведь когда-то среди земной профессуры кипели жаркие дебаты, могут ли бактерии существовать в столь суровых условиях. Оказалось, могут, и не только бактерии, но и некоторые водоросли. Да и условия, как выяснилось, не такие уж суровые, стоит лишь залезть поглубже под поверхность.

В прошлом климат четвертой планеты был несравненно мягче: осталась куча ископаемых форм жизни. Ну, «куча», конечно, преувеличение… В основном, понятно, морские беспозвоночные и растения. Мы все еще топчемся на месте, ковыряемся вокруг своих баз, территория изучена из рук вон плохо. Чтобы выкопать приличный карьер или пробурить пару скважин не может быть и речи, Марс переведен чуть ли не в статус музея, нужны десятки справок и согласований на начало раскопок. Удивляюсь, что разрешили пробить штольню к нашему «Аисту», наверное, надо теряться почаще, глядишь, заодно случайно выроем что-нибудь стоящее.

Останки прежней жизни отпечатались в камне и теперь появлялись на свет марсианского дня из-под рук ученых, вернее, их роботов. Появлялись и даже попадали в анекдотические истории. К примеру, совсем недавно наших умников всколыхнула находка фрагмента панцирного существа, тут же напомнившего кому-то древнюю земную рыбу. Мгновенно провели параллели (я уже упоминал метод актуализма?), отыскали палеонтологические подобия, написали статьи и доклады, но уже через четверть года аналогичные окаменелости начали пачками попадаться на Ацидалийской равнине, и стало ясно, что никакие это не рыбы и, в сущности, даже не вполне животные. Скорее, нечто вроде водорослей или кораллов, перемещавшихся под действием океанических течений и сбивавшихся в огромные живые острова. Марсианскую рыбу спешно переименовали в «панцирную водоросль», снова написали статьи и доклады, но тут подоспели результаты моделирования, и получилось, никакой это не панцирь и не внешний скелет, а газовый резервуар, обеспечивавший существу запас плавучести. Однако было уже поздно, название успело дать корни и закрепилось в яйцеголовой братии, его не стали менять.

Не удивлюсь, если пройдет еще полгода, и ученые мужи решат, что никакой это не газовый пузырь, а двигатель внутреннего сгорания. Как говаривал мой бывший русский начальник, профессор Игорь Марков, наука — штука сложная, без водки невозможная, пути ее неисповедимы и вымощены костями неверных предположений. Кстати, он тоже улетел с Ганимеда, правда, ненадолго. Какие-то дела на Земле, я, честно говоря, так и не понял, какие именно. На станции Сикорского его временно замещает доктор Ван, он слал мне привет и выражал, в своей обычной, сдержанной манере, то, что должно было бы означать безмерную радость по поводу моего чудесного спасения. «Я чрезвычайно счастлив видеть вас живым, доктор Джефферсон» — вежливая китайская улыбка на неподвижном лице. Мне показалось, он хотел сказать что-то еще, но не посчитал возможным. Предупредить, что ли… Наверное, это лишь моя мнительность. Ван невероятно тактичен, но во многих случаях я предпочел бы прямоту.

Так вот, о жизни на Марсе. Общественность давно успокоилась, мол, жизнь была, но исчезла миллионы лет назад, остались реликты и дохлости, будем копать, собирать, классифицировать. И тут им как гром средь ясного неба — мое открытие. Совершенно случайное, что греха таить, я не корпел годами, комплексируя модели и укладывая один за другим скелеты ложных гипотез в фундамент правильного решения. Пытаясь всего лишь выбраться из марсианских недр, так гостеприимно распахнутых передо мной его величеством случаем, я наткнулся на барельеф, каменное женское лицо, вырубленное в скале. Широкоглазая, с высокими скулами и тонким прямым носом, длинноватым по земным канонам красоты, она была начисто лишена волос. Только лицо, без тела, даже без шеи. Кажущийся бессмысленным штрих, случайно уцелевший осколок цивилизации. Мало того, что цивилизации, так еще и человекоподобной!

Не спрашивайте меня, почему решил, что это женщина. Да, мне хватило только лица. Да, она мне снилась, когда я метался по проклятым пещерам в поисках выхода, и от воспоминаний о тех снах — до сих пор мурашки по коже… Да, я просто знаю. Но речь не об этом.