Капитаны Шахди – гвардии Эриана – собрались вокруг каменного пятна на поле, где горел небольшой костер. Все в доспехах, синих плащах и шлемах с конскими хвостами, выкрашенными в цвета их отрядов. Одни командиры были высокие, другие – низкорослые, и почти все – старые.
– Мой фэйн! – вскричали они при появлении Лотиана.
Кое-кто из гвардейцев бросил косой взгляд на Синну. Со многими из них она познакомилась в своей обычной манере, и в результате никто не делал резких движений в присутствии фэйна.
– Постройте войска, но не наступайте, – приказал Лотиан. – Сегодня мы будем действовать иначе.
– У них есть еще один мастер Искусства, – произнес Мовиндьюле. Фэйн удивленно взглянул на него. Принцу было приятно, что отец проявляет интерес к его словам, однако он прекрасно понимал: Лотиан слушает вовсе не его, а Джерида. – В Алон-Ристе есть рхунская заклинательница.
– Ты сказал «рхунская»? – недоверчиво переспросил фэйн.
– Мы полагаем, она обладает невероятной силой. – Мовиндьюле предусмотрительно использовал слово «мы», предвидя, что отец ему не поверит.
– Рхунка, владеющая Искусством? Как такое вообще возможно?
Мовиндьюле пожал плечами – за себя и за Джерида.
– Кэл способен ее победить?
Принц кивнул.
– Что ж… – Фэйн сам застегнул последнюю пряжку на доспехах. – Скажи Джериду, пусть подогреет башню. Сегодня мы кое-что здесь разрушим.
Мойя поднялась на парапет над воротами. Там уже стояли лучники, а с ними – Тэш.
– Разве тебе полагается быть здесь? – осведомилась она.
– Рэйт не говорил, что мне сюда нельзя.
– Ты не спрашивал.
– Откуда ты знаешь? – ответил юноша, вешая на плечо колчан со стрелами.
У него было двадцать – двадцать пять стрел, ощетинившихся белым, серым и черным оперением. У других лучников – примерно столько же. Мойя вспомнила, что сражалась с демоном всего шестью стрелами; наконечники у них были каменными, а сама стрела представляла собой крошечное копье с рядом значков. Теперь же на каждой стреле были железные наконечники без всяких знаков, а на конце – три пера, и никто даже не догадывается, как выглядела первая стрела и зачем на ней значки. Возможно, если кто-нибудь прочитает записи Брин, люди узнают правду.
На другой стороне моста стояло войско фрэев.
– Без команды не стрелять, – громко сказала Мойя. – Ждите моего сигнала.
– Как там Брин? – спросил Тэш.
– Если бы ты не торчал здесь, мог бы сам сходить в Кайп и выяснить.
– Тогда я не смогу убивать эльфов.
Мойя согнула лук, поправила тетиву и пристально взглянула на юношу.
– Ты так сильно их ненавидишь?
– А ты как думаешь? Они вырезали всю мою деревню, весь мой клан, всех моих родных. Я хочу отплатить им тем же.
– Мы живем вместе с ними. Я, например, в буквальном смысле живу с одним из них. Не говори такие вещи при фрэях, даже при нем.
– Ты про Тэкчина?
– Да, про того страшилу. – Мойя еще раз проверила тетиву. – Не все из них злодеи.
Тэш бросил на нее совсем не детский взгляд – холодный, жесткий, безжалостный.
– Согласись, что это правда. Ты ведь сам спас Нифрону жизнь.
Тэш отвернулся и не ответил, однако Мойя заметила в его взоре нечто темное – страшный, неутолимый голод, который встретишь не у каждого мужчины, тем более – мальчика. На краткий миг ей вспомнился рэйо – у него был такой же голодный взгляд. Впервые Мойя испугалась этого парнишку, почти ребенка, которого она научила убивать на расстоянии.
И тут камни под ее ногами затряслись.
Сури положили на топчан и укрыли одеялом. Падера слушала ее сердцебиение. В котелке над огнем варилась ивовая кора. Гномы ждали снаружи, не решаясь войти, но Роан попросила их развести огонь, и они вернулись. Вместе с ними явилась Тресса. Она принесла ведро воды, чтобы сварить кору.
В Далль-Рэне хижина Роан находилась через три дома от жилища Трессы – та часто устраивала у себя праздники. Вечерами Роан слушала пение и смех, доносящиеся из дома Трессы, и представляла, каково это – так беззаботно смеяться. Ее никогда туда не приглашали. В отличие от Мойи, Брин, Падеры и Гиффорда, Тресса была не из тех, кто якшается с рабыней резчика. Роан никак не могла понять, почему она отказывается замечать ее существование.
Все ненавидели Трессу из-за ее мужа, Коннигера, который, желая стать вождем, убил Рэглана и пытался погубить Персефону. Тресса упорно заявляла, что ничего не знала о замысле супруга, только никто ей не верил. Мойя ее презирала, Брин ненавидела; Роан казалось, ей тоже следует питать ненависть к жене бывшего вождя, но она слишком хорошо знала, каково быть изгоем. Поэтому девушка приветливо улыбнулась Трессе, несмотря на мрачный взгляд Падеры.
– Чего лыбишься? – огрызнулась вдова Коннигера.
– Спасибо за воду.
– Я не для тебя принесла, а для нее. – Тресса указала на Сури.