Эра войны. Эра легенд

– Ты рискуешь собой в Харвуде, и я не возражаю, потому что люблю тебя. Я понимаю, сражения – важная часть твоей жизни.

– Я – воин, это мой долг.

Брин кивнула.

– А я – Хранитель Уклада, и это мой долг.

– Ты не обязана подвергать себя опасности.

– Давайте обсудим это позже, – вмешалась Мойя.

– Может, у нас уже не будет другого случая, – отрезал Тэш. – Не хочу, чтобы она погибла.

– Мой долг – свидетельствовать значимые события. Это важная часть моей жизни.

– Возможно, именно потому Малькольм тебя и выбрал, – сказала Тресса, обращаясь скорее к самой себе, чем к Брин.

– Он меня не выбирал. Малькольм ни словом обо мне не обмолвился, – возразила та.

– Тогда зачем ты здесь?

– Чтобы помочь Сури.

– Нет, слишком уж просто, – покачала головой Тресса, будто разговаривая сама с собой. – Это как с кузницей – каждый должен внести свой вклад. У Дождя – особая задача. Роан разбирается в приливах. Гиффорд беседует с деревьями. Тэкчин и Тэш могут сражаться. У Мойи есть лук. Меня Малькольм выбрал в качестве каменщика, укладывающего каждый камень на свое место. Но зачем здесь Брин?

– Чтобы спасти Сури.

– Ты учишь меня читать. Для чего?

– Малькольм сказал… – Хранительница осеклась, однако дрожащим голосом продолжила: – …чтобы я научила других.

– Вот как он это делает – легким прикосновением, тонким намеком. Ты учила меня, потому что он так сказал. А поскольку ты проявила ко мне участие, Роан и Гиффорд предложили взять тебя с собой. – Тресса кивнула собственным мыслям. – Малькольм хотел, чтобы ты оказалась здесь.

Брин стало страшно, и в то же время в ее душе поселилась решимость.

– Пойдем, – кивнула она Мойе.

– Не знал, что ты умеешь работать с камнем, – произнес Дождь, обращаясь к Трессе.

– Я и сама не знала.

До хижины было всего несколько ярдов, но Хранительнице показалось, будто они с Мойей преодолели несколько миль.

Мойя громко постучала в дверь. В ушах у Брин звучали слова песни, которую только что спела Тресса:

Для ведьмы век – что год для нас, недолог путь людской,
И ведьма ждет конца времен, а также нас с тобой.
Нет в островерхом шалаше других у ведьмы дел,
Как черный омут сторожить у входа в мрачный Рэл.

Послышался звук поднимаемого засова.

Сердце Брин гулко бухало в груди. Его рваному ритму вторил то надвигающийся, то отступающий шум дождя. Не выдержав напряжения, девушка взяла Мойю за руку. Та ободряюще сжала ее ладонь.

Дверь чуть приотворилась, из щели показался луч света. На порог вышла женщина. Каштановые волосы, убранные в две длинные косы, открывали высокий лоб и изящную шею. При каждом движении в ушах звенели серьги из крошечных камушков, нанизанных на нитку. Хозяйка хижины не была ни стара, ни молода – седины не заметно, хотя в углах рта и вокруг глаз наметились морщинки. Несмотря на опасения Брин (она ожидала увидеть пылающие зрачки или что-то подобное), глаза у нее оказались совершенно обычными – за исключением цвета. Не карие, как у рхунов, не серые, как у дхергов, не голубые, как у фрэев, а зеленые, как у Нолина, только у малыша они сияли, а у Тэтлинской ведьмы внушали смутную тревогу. Брин почудилось, будто она заглянула в ночное небо и узрела вечность.

– Здравствуйте, – голос тоже звучал на удивление приятно.

– Э… здрасьте, – смущенно пробормотала Мойя.

Брин догадывалась, о чем та думает.

Это и есть ведьма? Что-то непохоже.

Не дождавшись продолжения, хозяйка хижины перевела взор на свинцовые тучи.

– Дождливо сегодня. Полагаю, вы заблудились?

– Так вы и есть Тэтлинская ведьма? – выпалила Мойя.

У Хранительницы замерло сердце.

Женщина вскинула брови.

– А вы ищете Тэтлинскую ведьму?

– Да, у нас к ней важное дело.

– Важное дело? – сощурилась зеленоглазая незнакомка. – Тогда, пожалуй, вам стоит войти. Вы согласны?

Мойя неуверенно взглянула на Брин.

– Можете не заходить, если не хотите. Просто… – Женщина перевела взгляд на струи воды, льющиеся с крыши, – дождь довольно сильный.

Она вернулась в комнату, оставив дверь открытой. Внутри было тепло и сухо; деревянный пол покрывали плетеные циновки, в очаге потрескивали поленья, перед ним стояло кресло-качалка, рядом – корзинка с вязанием. Хозяйка села в кресло и взялась за спицы.

– Пожалуйста, закройте за собой дверь. Снаружи мокро и дует.

По-прежнему держа Брин за руку, Мойя вошла в хижину.

Их встретил запах свежего хлеба: настоящее чудо после ночи, проведенной в болоте. Хижина Тэтлинской ведьмы показалась Брин самым лучшим местом на свете, ведь она до боли напоминала ее родной дом.

Куда ни кинь взгляд, повсюду лежали камни: в мисках, плошках, корзинах и кувшинах, многие – с отверстием, чтобы нанизывать на нитку. С потолка свисали пучки трав, на полках громоздились горшки, в углу стояла маслобойка, перед очагом на веревке сушилось белье. Внутри хижина казалась просторнее, чем снаружи, впрочем, большая часть комнаты тонула в полумраке.