Эрагон. Наследие

Каждая деталь этого боя мгновенно запечатлевалась в памяти Эрагона и казалась ему очень яркой и четкой, как сделанный на стекле рисунок. Он, казалось, мог бы различить даже отдельные волоски в бороде каждого воина, оказывавшегося напротив него; мог бы сосчитать все капли пота, выступившие на скулах у того, кого он только что сразил своим безжалостным мечом; мог заметить каждое пятно или прореху на доспехах врага.

Шум, поднятый схваткой, был чересчур резок для его чувствительных ушей, однако в душе он испытывал глубочайшее спокойствие. Не то чтобы он совсем не был подвержен тем страхам, которые терзали его прежде, но теперь они уже не так легко пробуждались в его душе, а потому и сражение он вел гораздо лучше.

На время Эрагону пришлось приостановить круговое движение меча – рядом с ним как раз оказался тот самый воин, с бородой, – ибо у него над головой молнией пронеслась Сапфира. Крылья ее были плотно прижаты к телу и слегка дрожали, точно листва над ручьем. Вызванный ею порыв ветра взлохматил волосы на голове у Эрагона, а его самого бросил на землю.

Мгновением позже следом за Сапфирой промчался Торн с оскаленными зубами и рвущимся из разинутой пасти пламенем. Оба дракона исчезли за желтой глиняной стеной Драс-Леоны и, пролетев с полмили и сделав петлю, понеслись обратно.

Из-за ворот донеслись громкие радостные крики, и Эрагон понял: вардены уже там!

Вдруг его левое предплечье обожгло, как огнем; казалось, кто-то плеснул туда кипящим жиром. Эрагон даже взвыл от боли и сердито тряхнул рукой, но ощущение не исчезло, и он увидел, как на рубахе расплывается кровавое пятно. Ясно: это наверняка драконья кровь, но вот чья, Сапфиры или Торна?

Драконы снова приближались, и Эрагон, воспользовавшись замешательством солдат, прикончил еще троих. Затем его противники пришли в себя, и схватка возобновилась.

Внезапно перед Эрагоном возник здоровенный воин, размахивавший боевым топором. Однако нанести удар этот великан так и не успел – Арья опередила его, нанеся ему удар в спину и почти разрубив его пополам.

Эрагон кивнул ей в знак благодарности, и они, не сговариваясь, встали спиной к спине, отражая атаки солдат.

Арья дышала так же тяжело, как и он сам, и явно уже начинала уставать. Хоть оба они и были быстрее и сильнее большинства людей, но и у их выносливости имелся предел. Они уложили уже десятки воинов, но сотни их по-прежнему продолжали наступать, и было ясно, что вскоре из недр Драс-Леоны вынырнет новое подкрепление.

– Что теперь? – крикнул он, отражая удар копья, направленный ему в бедро.

– Магия! – кратко ответила Арья.

И Эрагон, непрерывно отражая новые атаки, начал произносить все заклинания подряд, какие, как ему казалось, способны погубить врагов.

Очередной порыв ветра взъерошил ему волосы, и снова над ним пронеслась темная тень: Сапфира, описывая над площадью круги, сбрасывала скорость, а потом, взмахнув крыльями, вдруг стала падать на крепостную стену.

Еще до того, как она успела приземлиться, ее настиг Торн и выдохнул в нее язык пламени длиной футов в сто. Сапфира, взревев от отчаяния, устремилась прочь от стены, лихорадочно хлопая крыльями и стараясь побыстрее набрать высоту. Затем оба дракона спиралью взмыли в небо, на лету беспощадно кусая и царапая друг друга.

Увидев, что Сапфира в опасности, Эрагон стал действовать более решительно и принялся быстрее выпевать древние слова заклинаний, очень стараясь не допускать в них никаких искажений. Но как он ни старался, ни его заклятия, ни заклятия Арьи никакого воздействия на воинов не оказывали.

А потом с небес вдруг послышался голос Муртага – казалось, это голос великана, попирающего головой облака:

– Все эти люди находятся под моей защитой, братец!

И Эрагон, подняв голову, увидел, что Торн стрелой несется прямо на площадь. Сапфира явно не ожидала, что он так быстро сменит направление. Сама она все еще висела высоко над городом – темно-синий силуэт ее был ясно виден на фоне голубого неба.

«Они знают», – понял Эрагон, и ужас сменил в его душе царившее там спокойствие.

А толпа воинов перед ним все увеличивалась. Солдаты Гальбаторикса сбегались к воротам из многочисленных улочек, расположенных справа и слева от площади. Травница Анжела, прижавшись спиной к двери одной из лавок, торговавших посудой, одной рукой швырялась в нападавших чашками, а в другой сжимала грозно сверкавший Колокол Смерти. Из чашек, когда они разбивались, вылетали облачка зеленого пара, и каждый воин, вдохнувший этого пара, замертво падал на землю, судорожно хватая себя за горло, а потом его тело – точнее, все открытые участки кожи – мгновенно покрывали маленькие коричневые грибочки. За спиной у Анжелы на ровной садовой ограде примостился Солембум. Кот-оборотень использовал столь удобную позицию для того, чтобы вцепляться когтями в лицо солдатам и сдергивать с них шлемы, если они подбирались слишком близко к травнице. Оба они – и кот, и Анжела – выглядели совершенно измученными, и Эрагон опасался, что долго им не продержаться.