Эрагон. Наследие

Вместе с Сапфирой, Арьей и теми Элдунари, которых они взяли с собой, Эрагон всей силой своего сознания пытался разрушить эти мысленные барьеры, изливая всю свою ненависть, весь свой гнев и всю свою боль в едином обжигающем стремлении проникнуть в самую сердцевину черной души Гальбаторикса.

На мгновение он ощутил прикосновение его сознания, его ужасных, черных мыслей. То была целая вереница воспоминаний, и от них веяло то мертвящим холодом, то испепеляющим жаром. Казалось, мысли и воспоминания Гальбаторикса отделены в его душе друг от друга чем-то вроде металлических балок или перегородок, твердых и несгибаемых, не позволяющих отдельным областям его сознания пересекаться между собой.

Затем сознание Эрагона атаковали Элдунари тех драконов, что находились во власти Гальбаторикса. Их безумные, воющие, истерзанные горем души заставили его покинуть сознание Гальбаторикса и спрятаться внутри собственного «я». Эрагону казалось, что иначе его разум просто будет разорван на куски.

Вдруг он услышал, как Эльва начала что-то говорить у него за спиной, но успела произнести всего несколько слов, когда Гальбаторикс велел ей: «Тхейна! Молчи!», и она умолкла, захлебнувшись собственными словами.

– Я же лишил его магической защиты! – воскликнул Муртаг. – Он же…

Что бы ни произнес в этот момент Гальбаторикс, он сделал это так тихо и так быстро, что Эрагон ничего не успел ни расслышать, ни понять. Муртаг тут же умолк, и мгновением позже Эрагон услышал, как он рухнул на пол, звеня кольчугой и громко ударившись головой в шлеме о каменный пол.

– У меня очень много магических стражей, – сказал Гальбаторикс, и его горбоносое лицо, чем-то напоминавшее коршуна, потемнело от ярости. – Ты не сможешь причинить мне вреда. – Он поднялся и крупными шагами спустился с тронного возвышения к Эрагону. За спиной у него крыльями вился плащ, а в руке сверкал белый смертоносный меч Врангр.

Эрагон попытался установить мысленную связь хотя бы с одним из своих Элдунари, но преодолеть сопротивление магии Гальбаторикса не смог. Он сумел лишь отчасти отогнать от себя мысли враждебных драконов, чтобы они не смогли подчинить себе его сознание.

Гальбаторикс, остановившийся примерно в шаге от него, был явно разгневан. На лбу у него надулась толстая разветвленная вена, на щеках ходили желваки.

– Неужели ты, мальчишка, думал, что сможешь бросить вызов мне? – прорычал он, брызгая в бешенстве слюной. – Или ты возомнил себя равным мне? Решил, что способен одержать надо мной победу и отнять у меня трон? – Жилы на шее у Гальбаторикса вздулись, точно переплетенные канаты. Он дернул себя за край плаща. – Я вырезал этот плащ из крыльев самого Белгабада. Как и эти перчатки. – Он поднял меч Врангр и поднес его почти прозрачное лезвие к глазам Эрагона. – А этот меч я вынул из рук Враиля. Корону, которая украшает ныне мою голову, я снял с той жалкой мяукающей твари, которая имела наглость называть себя королем. И ты еще наделся одолеть меня? Меня! Ты явился в мой замок, ты убил моих слуг, ты ведешь себя так, словно ты лучше меня. Словно ты благородней или добродетельней меня. Да как ты смеешь, червяк!

У Эрагона загудело в голове, и целый рой противных крутящихся алых мошек возник перед глазами, когда Гальбаторикс ударил его по лицу рукоятью Врангра, ободрав на скуле кожу.

– Пора преподать тебе урок, мальчишка, – прошипел Гальбаторикс, придвигаясь к Эрагону совсем близко, и его сверкающие глаза оказались в паре дюймов от глаз Эрагона.

Он ударил его по второй щеке, и на мгновение все вокруг Эрагона поглотила чернота, в которой мерцали яркие вспышки огней.

– Мне доставит удовольствие, когда ты станешь исполнять любой мой приказ, – сказал Гальбаторикс. И чуть тише прибавил: – Ганга! – Воздействие Элдунари на сознание Эрагона тут же прекратилось, и он вновь обрел возможность думать свободно. Однако порабощенные Гальбаториксом Элдунари продолжали терроризировать всех остальных – Эрагон видел это по напряженным лицам своих друзей.

Затем некая острая, заточенная до предела, мысль пронзила его сознание, внедряясь в самую суть его «я». Вращаясь, точно раковина сердцевидки, она рвала материю его сознания, стремясь разрушить его волю, извратить его восприятие жизни…

Такой атаки Эрагон еще никогда не испытывал. Он весь внутренне съежился, сосредоточившись на одной-единственной мысли – мысли о мщении, – полагая, что только так сможет защитить себя. Благодаря возникшей между ними мысленной связи он чувствовал, какие эмоции владеют в этот миг Гальбаториксом. Это были гнев и дикая радость, вызванная тем, что он сумел причинить Эрагону столь сильную душевную боль и теперь может любоваться его муками.

Эрагон наконец понял, почему Гальбаторикс так легко справлялся со своими врагами, разрушая их разум: просто это доставляло ему извращенное наслаждение.

Острие враждебной мысли проникало все глубже в сознание Эрагона, и он взвыл, не в силах сам справиться с этим. А Гальбаторикс, заметив это, улыбнулся, обнажив края зубов, которые казались странно полупрозрачными.