Эрагон. Наследие

Эрагону было ясно, что простой обороной он ничего не добьется, а потому, несмотря на разрывающую мозг боль, он заставил себя пойти в наступление. Эрагон проник в сознание Гальбаторикса, ухватился за края его острых как бритва мыслей, пытаясь удержать их, не позволяя им двигаться или меняться.

Однако Гальбаторикс не сделал даже попытки как-то оградить себя от его проникновения. Жестокая улыбка тирана стала еще шире, и он еще сильней крутанул то острие, что сидело у Эрагона в мозгу, и еще глубже ввинтился в его сознание.

Эрагону казалось, что в мозгу у него вращается целый пучок колючих веток шиповника, раздирая его изнутри. Из глотки у него невольно вырвался вопль боли, ему все трудней становилось сопротивляться страшному заклятию Гальбаторикса.

– Подчинись, – услышал он его голос. Гальбаторикс приподнял его лицо, ухватив за подбородок своими стальными пальцами, и повторил: – Подчинись. – И острие в мозгу Эрагона снова резко повернулось, и он закричал так пронзительно, что голос у него сорвался.

Затем целый сонм острых мыслей Гальбаторикса, пронзив сознание Эрагона, ринулся в его душу. И разум его почти померк. В распоряжении Эрагона осталась лишь самая малая часть разума, крошечное светлое пятнышко, над которым темной тенью нависала мощь чуждого сознания.

– Подчинись, – почти нежно прошептал Гальбаторикс. – Тебе же некуда идти, негде спрятаться… Твоя прежняя жизнь кончается, Эрагон Губитель Шейдов. Тебя ждет новая жизнь. Подчинись, и все твои прегрешения будут тебе прощены.

Слезы застилали взор Эрагона, когда прямо перед ним возникли лишенные выражения черные бездонные глаза Гальбаторикса.

Они проиграли… Нет, это он проиграл!

Понимание этого было страшнее любой из полученных ран. Столетняя борьба – и все попусту. Сапфира, Эльва, Арья, Элдунари – никто не смог одолеть Гальбаторикса. Он слишком силен, слишком хорошо осведомлен, обладает слишком большими познаниями. Гэрроу, Бром, Оромис – все они погибли зря, как и многие другие воины, принадлежавшие к самым различным расам и народам. Все, все они зря сложили головы, сражаясь с Империей Гальбаторикса…

Из глаз Эрагона покатились слезы.

– Подчинись, – прошептал Гальбаторикс, и его хватка стала еще мучительней.

Ненавистней всего Эрагону была несправедливость подобного конца. Ему казалось неправильным то, что столько людей, эльфов, гномов, драконов и других существ страдали и погибали во имя безнадежной, недостижимой цели. Неужели действительно безнадежной? Неужели недостижимой? Нет, не может быть, чтобы один лишь Гальбаторикс оказался причиной столь ужасного краха. Недопустимо, неправильно, если он избежит наказания за свои злодеяния…

«Но почему?» – спрашивал себя Эрагон.

И тут он припомнил видение, которое им с Сапфирой так упорно показывал некогда старейший из Элдунари, Валдр – доказывая, что мечты и заботы скворцов ничуть не менее важны, чем заботы королей.

– Подчинись! – крикнул Гальбаторикс, и сознание пронзило мозг Эрагона, словно тысячи острых ледяных осколков, словно горячие языки пламени, сжигающие изнутри. Эрагон громко вскрикнул и в отчаянии мысленно обратился к Сапфире и Элдунари, но их разумы пребывали в осаде, атакованные Элдунари диких драконов. И тогда он сам, нарушая все правила, отнял у них немного мысленной энергии и с помощью этой энергии составил и произнес заклятие.

Собственно, это было заклятие без слов, ибо магия Гальбаторикса не позволила бы ему вымолвить ни слова, да и никакими словами невозможно было описать то, чего хотел Эрагон, и то, что он в данный момент чувствовал. Для этого не хватило бы целой библиотеки мудрых книг. Его заклятие было продиктовано скорее инстинктом и эмоциями, языка для этой цели было бы недостаточно.

То, чего он хотел, было одновременно и просто, и сложно. Он очень хотел, чтобы Гальбаторикс понял… Да, чтобы он понял неправильность своих действий. Это заклинание не было атакой на него. Это была попытка поговорить с ним. Если ему, Эрагону, предстояло всю оставшуюся жизнь провести у него в рабстве, то он хотел бы, чтобы прежде Гальбаторикс осознал, какое преступление он совершил, осознал полностью и до конца.

Когда магия начала действовать, Эрагон почувствовал, что Умаротх и остальные Элдунари почти полностью переключили свое внимание на него, одновременно пытаясь сдержать мысленный натиск принадлежащих Гальбаториксу драконьих душ и разумов. Сотни лет безутешного горя и гнева сделали свое дело, и бывшие драконы, как бы сплавив свои мысли с мыслями Эрагона, стали постепенно изменять суть созданного им заклинания, углубляя его, расширяя, добавляя ему новый смысл, и оно стало значительно мощней и обширней, чем он того хотел.