Эрагон. Наследие

Разумеется, для Сапфиры такой укус – сущий пустяк.

И оба дракона вновь принялись кружить, рыча и подвывая все громче и громче. Затем Фирнен снова прыгнул и прижал шею Сапфиры к земле. Он некоторое время подержал ее в таком положении, игриво покусывая за затылок, а потом Сапфира вырвалась, хотя сопротивлялась она отнюдь не так яростно, как можно было бы ожидать. И Эрагон догадывался, что она сама позволила Фирнену поймать ее, поскольку в обычной ситуации даже Торн вряд ли сумел бы это сделать.

– Как-то странно эти драконы ухаживают друг за другом, – заметил Эрагон. – Нежности у них маловато.

– А ты бы хотел, чтобы они нашептывали друг другу на ушко стихи и целовались?

– Да нет…

Одним движением Сапфира отшвырнула от себя Фирнена и слегка попятилась. Потом взревела и стала скрести землю когтями передних лап, и тогда Фирнен, подняв голову к небесам, выпустил из пасти трепещущий язык зеленого огня в два раза длиннее его собственного тела.

– Ого! – воскликнула Арья с явным удовлетворением.

– Что?

– Да он же впервые выдохнул пламя!

Сапфира тоже выдохнула длинную ленту огня – Эрагон чувствовал его жар даже на расстоянии пятидесяти футов, – а затем подпрыгнула и взвилась в небо, стрелой поднимаясь все выше и выше. Фирнен последовал за ней.

Эрагон стоял рядом с Арьей и смотрел, как два сверкающих дракона взмывают в небеса, описывая спирали и выпуская из пасти языки пламени. Это было впечатляющее зрелище: дикое, прекрасное, немного пугающее. Эрагон наконец понял, что стал свидетелем древнего естественного ритуала, одного из тех, которые подсказывает сама природа, без которого земля опустела бы и умерла.

Его мысленная связь с Сапфирой стала совсем слабой, поскольку расстояние между ними все увеличивалось, но он по-прежнему чувствовал жар ее страсти, который заслонял все прочие ее мысли. Ею руководила теперь лишь та инстинктивная потребность, которой подвластны все живые существа, даже эльфы.

Драконы вскоре превратились в две сверкающие звездочки, вращавшиеся друг вокруг друга в безбрежном просторе небес. Но хоть они и были очень далеко, Эрагон все еще воспринимал отдельные мысли и ощущения Сапфиры. Несмотря на то что Элдунари не раз делились с ним своими любовными воспоминаниями, он не сумел все же скрыть смущения: щеки у него разгорелись, кончики ушей стали багровыми, а на Арью он и вовсе смотреть не мог.

Она тоже, по всей видимости, находилась под воздействием тех чувств, которыми были охвачены драконы, хотя и реагировала на это иначе. Она смотрела вслед Сапфире и Фирнену со слабой улыбкой, и глаза ее сияли ярче, чем обычно, словно это зрелище наполняло ее гордостью и счастьем.

Эрагон вздохнул, присел на корточки и принялся рисовать что-то на земле стебельком травы.

– Ну, много времени это не заняло, – сказал он.

– Нет, не заняло, – эхом откликнулась Арья.

Он продолжал рисовать, а она по-прежнему стояла возле него, и оба молчали. И вокруг тоже стояла полная тишина, если не считать легкого шелеста ветерка.

Наконец Эрагон осмелился поднять на Арью глаза, и она показалась ему еще красивей, чем прежде. Но он сейчас видел в ней не только прекрасную женщину, но и надежного друга и союзника, который спас его от Дурзы, сражался с ним бок о бок в бесчисленных битвах, вместе с ним терпел страшные пытки в тюрьме Драс-Леоны, сразил копьем Даутхдаэрт огромного черного дракона Шрюкна.

Он как-то сразу вспомнил все, что Арья рассказывала ему о своем детстве и юности в Эллесмере, о сложных взаимоотношениях с матерью и о тех причинах, которые заставили ее покинуть Дю Вельденварден и стать послом эльфов. Он вспомнил о той боли и обидах, которые ей пришлось терпеть – отчасти по вине ее матери, а отчасти в связи с тем, что она оказалась как бы в изоляции среди людей и гномов. Вспомнил о вечном ее одиночестве, которое стало еще мучительней с тех пор, как она потеряла Фаолина, а потом угодила в лапы к Дурзе, который пытал ее в темницах Гилида.

Все это как-то сразу пришло ему в голову, бередя душу, и он испытал глубокое чувство единства с Арьей и глубокую печаль, связанную со скорым расставанием. Внезапно ему страстно захотелось запечатлеть ее такой, какой видит в эти мгновения.

И пока Арья задумчиво смотрела в небо, Эрагон отыскал подходящий камень – похоже, это был обломок слюдяного пласта, торчавший из земли, – и, стараясь как можно меньше шуметь, пальцами выкопал камень из земли и старательно его обтер.

Несколько мгновений потребовалось ему, чтобы вспомнить те заклинания, которыми он уже однажды пользовался, и приспособить их для извлечения из земли нужных ему красок. Почти одними губами он произнес нужные слова, составляя заклятие.

На поверхности камня что-то шевельнулось, как рябь на мутной воде, и на нем стали расцветать самые разнообразные цвета – красный, синий, зеленый, желтый, – складываясь затем в определенные линии и формы, перетекая друг в друга, смешиваясь, давая более сложные оттенки, и через несколько мгновений на камне возникло изображение Арьи.