Эректус

Шофер приехал ровно в 10:00. Приятный мужчина, но слишком болтливый. Нарвавшись на односложные ответы пассажирки, он, к счастью, быстро оставил ее в покое. Движение в городе было как в преисподней. Создавалось такое впечатление, что все парижане решили выехать на дороги. В окрестностях парка Люксембург перед ними выскочила стая волков в погоне за псом. Не успела Анна опомниться, как мимо них с воющей сиреной промчалась полицейская машина и резко затормозила перед входом в сад, решетки которого были закрыты цепями. Из автомобиля выбежали мужчины, одетые в черные комбинезоны, в характерных противогазах, как в службе RAID[35], элитном национальном подразделении полиции. Им понадобилось всего несколько секунд, чтобы прицелиться и выпустить очередь выстрелов по бегущим животным. Два волка упали наземь, как подкошенные, а остальные исчезли. Анна поняла, что оказалась свидетельницей охоты в самом центре столицы. Пара людей спряталась за лавочкой, присев на колени и закрыв лицо руками. Никто из пассажиров машин, оказавших рядом, не захотел выйти посмотреть на происходящее поближе. Что касается шофера, то он подчеркнуто изображал полное безразличие, несомненно, для того, чтобы получить вознаграждение за свое молчание. Палеонтолог не задавала вопросов. Она не желала беседовать ни о вирусе, ни об опасности, которую представляли регрессивные «нормальным», и еще меньше хотела слушать болтовню об апокалипсисе. Такси тронулось, проехало триста метров и снова остановилось на бульваре Монпарнас.

Немного подождав, Монье решила рассчитаться с водителем и продолжила свой путь пешком. Она просочилась сквозь пробку. Далее стояло множество манифестантов, выступавших против неправомерных тарифов. Они выкрикивали слоганы, а в руках держали плакаты: «Живи дорого, умри в кредит», «Хлеб – жизнь». На одном длинном транспаранте было написано «Хлеб × 4, овощи × 6, фрукты × 10, долго не протянем».

Анна пробилась сквозь протестантов. Вчера вечером она прочитала о том, что мировые цены на продовольствие поднялись в ожидании резкого падения урожая. По словам специалистов по экономическому прогнозированию, ситуация будет только ухудшаться, судя по тем темпам, как распространяется вирус Крюгера. Поэтому, несмотря на большие запасы зерновых, развивающиеся страны попали во власть паранойи, которую распространяли по социальным сетям, не стесняясь выбрасывать разные панические слухи. Власти напрасно призывали к разуму. В сети процветали отдельные слова, как раз подходящие для поддержания психоза: «голод», «дефицит», «лимит» или, еще страшнее, «продовольственные талоны»…

Какой-то мужчина схватил ее за куртку, пытаясь всунуть листовку.

– Это конец света, и власти ничего не делают!

Ей удалось оттолкнуть манифестанта и выскользнуть из шествия, чтобы подняться по бульвару Порт-Руаяль до больницы Валь-де-Грас. Там ей достаточно было показать паспорт, чтобы получить разрешение пройти через пост с вооруженным солдатом. В приемной Анне сказали найти доктора Фотрена в кабинете 54. Она прошла через весь холл к двустворчатым дверям, за которыми на первом этаже располагалась зона, откуда больным было запрещено выходить.

Женщина чувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Мысли смешались, перед глазами стояла пелена. Чтобы войти в палату к Яну, необходимо было пройти переходный тамбур, как в Дурбане. Как раз когда Монье задержалась, почувствовав головокружение, рядом с ней появился человек. Он заговорил, и ей пришлось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы сконцентрироваться на том, что он сказал: «…до сих пор без сознания под действием болеутоляющих. Группа каледонийских медиков сочли необходимым продлить кому и облегчить его репатриацию. Мы ожидали вас, чтобы…» Анна машинально кивнула. Мужчина протянул ей хирургическую маску и комбинезон.

Когда она переоделась, он дал знак войти. Молодая женщина учащенно дышала, стесненная респиратором и подступившей тошнотой. Дрожащей рукой она толкнула дверь тамбура. Все пространство занимала койка. Затем Анна увидела серое покрывало. Из-под него выглядывала голова. Она готовила себя к этому, но шок был оглушительным.

Она подошла на один шаг. Даже после преобразования это точно был Ян. Она это чувствовала. До сих пор был виден шрам на ухе – след от давнего происшествия во время погружения, когда потревоженная мурена откусила ему кусок мочки уха. Она задумалась, каким чудом сохранилась припухлость шрама, и могло ли это означать, что остались и другие следы…