Первые критические отклики на «Орлеанскую девственницу» — как и первые хвалебные отзывы на нее — появились в печати еще до официальной публикации поэмы. Уже в 1756 г. (т. е. сразу после издания первой пиратской версии текста) в «Bibliothèque impartiale
» было опубликовано «Письмо Вельзевула автору «Девственницы»» Клод-Мари Жиро. В 1760 г. это поэтическое сочинение вышло в Женеве в виде отдельной брошюры. Называя Вольтера своим «дорогим сыном», Сатана сообщал адресату, что перо писателя помогло ему «увеличить число своих подданных больше, чем врачи, чума и англичане вместе взятые»[2202], ибо развенчивая культы святых, которых «создает» Рим, Вольтер отправляет их прямиком в ад[2203]. В благодарность дьявол обещал своему «другу» поместить его имя в свой собственный список святых (parmi les Saints de mon calendrier)[2204]. Ту же мысль Жиро развивал и в следующем произведении — «Письме дьявола господину Вольтеру», опубликованному в 1760 г., а затем переизданному в 1761 и 1762 гг. Здесь автор «Девственницы» именовался «лейтенантом ада» (Lieutenant des Enfers), «истинным дьяволом» (Diable à plus d’un titre) и «самым лучшим» из всех врагов папы римского, которые перешли на сторону Нечистого[2205]. Благодаря его гению «тирания неправедной религии» (de la Religion l’injuste tyrannie) постепенно утрачивала свою силу, а «корабль папизма» (la barque de Papisme) шел ко дну[2206]. Дьявол вспоминал, что и прежние сочинения Вольтера заставили говорить о нем как о наиболее значимом из всех писателей, выступающих против Бога (conjurés contre Dieu)[2207]. Однако появление несравненной «Девственницы» (Pucelle incomparable) ожидалось особо: она была нужна, дабы увековечить славу ее автора и оправдать все надежды Сатаны на низвержение Господа[2208]. «Когда я прочел ее, — восклицал дьявол, — мне захотелось забрать тебе к себе. Но я все же решил оставить тебя в земном мире, где ты с таким успехом служишь аду»[2209].Менее изысканная, однако более историчная критика, нежели в поэтических сочинениях Жиро, содержалась в «Историческом словаре» П. Барраля 1758 г., писавшего, что Вольтер, «никогда ни к чему не относившийся с уважением», нелепо спародировал сочинение Шаплена, превратив его в «поэму-бурлеск», в которой в значительно большей степени заметны «извращения его воображения», «черствость его сердца» и «странное желание оскорбить добрые нравы и противопоставить себя всему, что религия почитает самым святым», нежели «острота его ума»[2210]
. Для самого Барраля Жанна, вне всякого сомнения, оставалась «Божественным существом», «избранницей Господа», в которой окружавшие ее люди чувствовали «нечто сверхъестественное» и которая погибла «как мученица за религию, свою родину и своего короля»[2211]. Не менее жестко критиковал Вольтера и Л.-М. Шодон, отмечавший, что этот автор достоин предстать перед судом общества, а также перед церковным трибуналом, поскольку ничего святого для него не существует[2212]. Так же полагал и Г.-А. Гайар, выступавший против «философии», которая «извращает факты» и стремится представить Деву всего лишь «инструментом в руках политиков» (un instrument entre les mains politiques)[2213], тогда как в действительности речь идет о «чудесном» и «необъяснимом» явлении[2214]. На тех же позициях стоял и М. Мерсье, писавший, что Вольтер оклеветал исторических персонажей, «достойных нашего почитания» (dignes de notre vénération)[2215].Наибольший, однако, интерес среди критиков Вольтера представляет для нас иезуит Клод-Франсуа Ноннот — прежде всего потому, что на его замечания автор «Орлеанской девственницы» счел возможным ответить. Ноннот, издавший в 1762 г. в Амстердаме труд под названием «Заблуждения Вольтера», писал, что «глубокая критика», которой автор «Орлеанской девственницы» подверг деяния Жанны д’Арк, не только предполагает отрицание «чудесного» в ее жизни (rien de merveilleux
), но и рассматривает девушку всего лишь как «инструмент» (artifice), использованный французами, дабы спасти Карла VII из того ужасного положения, в котором тот находился[2216]. Всего три историка, отмечал он далее, пытались на протяжении веков, прошедших с момента смерти Девы, «ослабить чудесное» в ее истории: это были Ангерран де Монстреле, дю Гайян и П. Рапен де Тойра[2217]. Теперь к ним добавился четвертый — Вольтер.