Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Уже в 1817 г. министерство внутренних дел закупило несколько сотен экземпляров сочинения Ф.-А. Ле Брюн де Шарметта, дабы распространить их по публичным библиотекам[2395]. В том же году правительство осуществило заказ на несколько картин, посвященных Жанне д’Арк и представленных на первом художественном Салоне[2396]. Неизвестный очевидец сообщал в письме французскому живописцу Ж.-Л. Давиду, проживавшему в то время в Швейцарии, что на выставке 1819 г. было «полно [изображений] Девы» и что «истина и добродетель» восторжествовали наконец над «изворотливостью ума и преследованиями гения», подразумевая под последним Вольтера[2397]. Одна из купленных на Салоне картин — ныне утраченная «Жанна, посвящающая себя делу спасения Франции перед статуей св. Михаила» Ж.-А. Лорана была затем передана Людовиком XVIII в Домреми, где висела в доме семьи д’Арк[2398]. Само строение было в 1818 г. выкуплено Генеральным советом департамента Вогезов после того, как бывший владелец из чувства патриотизма отказался уступить его прусскому офицеру[2399]. Именно с этой покупки культ Жанны д’Арк в Домреми начал набирать силу[2400]: были открыты счета для сбора средств на строительство в деревне школы для девочек и установку памятника национальной героине, торжественно открытого 10 сентября 1820 г. в присутствии десяти (по другим источникам — пятнадцати) тысяч гостей[2401]. (Илл. 37)

И все же, как справедливо отмечал Г. Крюмейх, первая половина XIX в. оставалась для католических сил Франции временем стагнации[2402]. Новый импульс историкам-католикам придали труды их противников-либералов, вынудившие их сформулировать собственное видение проблемы. Именно поэтому наиболее интересные католические произведения о Жанне д’Арк были созданы не в первой половине XIX в., а начиная с 1840-х гг.

3.2. «Она повторяет путь Христа…»

Вне всякого сомнения, влияние историков-либералов первой половины XIX в. на католическую историографию прежде всего коснулось трактовки образа Жанны д’Арк как народной героини. Никто из авторов этого периода, как, впрочем, и их коллеги эпохи Реставрации, не отказывал девушке в деревенском происхождении. Тем не менее, признание данного факта и, как следствие, простоты и необразованности Девы послужило историкам-католикам 1840–1860 гг. прекрасным поводом вернуться к разрабатываемой еще в XV в. теории о библейских «простецах», чья душа открыта слову Божьему, а потому именно они в первую очередь могут стать пророками среди людей[2403].

Впервые, насколько можно судить, подобная трактовка образа французской «народной» героини была представлена у католического автора, не являвшегося при этом французом. Немецкий историк Гвидо Гёррес (1805–1852), сын знаменитого Йозефа Гёрреса (писателя и теолога, члена кружка католиков-интеллектуалов, сформировавшегося вокруг Игнация фон Доллингера), у себя на родине был известен исследованиями, посвященными проблемам религии[2404]. Очевидно, что интерес Г. Гёрреса к Жанне д’Арк был вызван именно этими занятиями: в 1834 г. он опубликовал свою «Орлеанскую девственницу»[2405], второе немецкое издание которой вышло уже в следующем году, а французский перевод — в 1843 г.[2406] В планы автора входила также публикация материалов обвинительного процесса Жанны д’Арк, для которой он собирался использовать латинскую копию, хранившуюся в королевской библиотеке Мюнхена, однако его замыслам не суждено было осуществиться[2407]. Что же касается монографии, то она, по справедливому замечанию Леона Боре (переводчика Гёрреса на французский), опиралась на информацию, собранную в свое время К. де Л’Аверди, а также на сочинение Ф.-А. Ле Брюн де Шарметта и издание хроник Ж.А. Бюшона[2408].

Для Г. Гёрреса крестьянское детство Девы, с описания которого он начинал свой рассказ, не имело какого бы то ни было самостоятельного значения. Судьба этой девушки казалась ему прежде всего наглядным примером проявления воли Господа и Его чудес в истории[2409]. Дочь «бедных пастухов» и сама «пастушка», Жанна с первых страниц «Орлеанской девственницы» являлась читателям в образе «героической боговдохновленной девы» (l’héroïque vierge inspirée de Dieu), действовавшей не «собственной силой и человеческой мудростью, но волею Господа»[2410]. Ее простота и неграмотность интересовали Гёрреса лишь потому, что обусловливали «открытость» ее разума навстречу Богу (s’est donné tout entier à Dieu), способность понимать Его приказы[2411] и, как следствие, исполнять возложенную на нее миссию[2412].