Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Вот почему в конце 70-х гг. XIX в., когда вопрос о почтении памяти великого мыслителя вновь встал на повестке дня, монсеньор Дюпанлу не только оказался одним из наиболее активных противников данного проекта, но и попытался использовать сложившуюся ситуацию в целях продвижения идеи канонизации Жанны д’Арк. Зимой-весной 1878 г. он отправил членам муниципального совета Парижа десять писем[2840] с детальным анализом неприглядной роли Вольтера в истории Франции, одно из которых было полностью посвящено его «глубокой безнравственности» (profonde immoralité) по отношению к Орлеанской Деве[2841]. Эта безнравственность, в частности, заключалась в публикации «омерзительной поэмы» (abominable роemе)[2842] с «обсценными гравюрами» (figures obscènes), где оскорбления были нанесены всему, что только можно вообразить: религиозным чувствам французов, их патриотизму, добродетели, слабости, юной девушке и женщине в лице самой Жанны, всему народу, всей Франции и всему человечеству[2843]. Это письмо, сообщал далее Дюпанлу своим адресатам, было написано 8 мая 1878 г. — в день, когда вся страна отмечает праздник «Девы-мученицы» (la vierge martyre), тогда как «кто-то тайком собирает подписи в честь того, кто был ей большим палачом, нежели англичане»[2844], и хочет почтить его память в день ее гибели — 30 мая[2845]. 14 мая 1878 г. епископ отправил также специальное послание французским прелатам, прося их поддержать его в борьбе с юбилеем Вольтера[2846].

Проблема готовящихся республиканских торжеств поднималась и в панегирике, который произносил в Орлеане в 1878 г. Жеро Рукетт. Возмущаясь вслед за Дюпанлу самой идеей подобного праздника[2847], оратор предлагал хотя бы лишить его публичного характера и провести скромно — в театре или в Академии[2848]. Идеи епископа получили поддержку и в других диоцезах. В частности, в католической газете «L’Union» 24 мая 1878 г. было опубликовано обращение, адресованное «женщинам Франции»: его автор напоминал, что 30 мая должно стать днем памяти не только Вольтера, но и костра в Руане, на котором сожгли Жанну д’Арк, и призывал своих читательниц — патриоток и добрых католичек — отныне взять в свои руки дело «торжественного почитания» Девы. Ответ на это письмо не заставил себя ждать: группа француженок во главе с герцогиней де Шеврез объявила о создании организации «Женщины Франции» («Femmes de France»), первоочередной своей задачей посчитавшей открытие сбора средств на возведение статуи Жанны в Домреми, а также — на покупку цветов и изготовление венков, которые планировалось возложить к ее памятнику на площади Пирамид в Париже 30 мая 1878 г.[2849]

Замыслам этим, однако, не было суждено осуществиться: под давлением общественности, разделившейся на два оппозиционных лагеря, правительство запретило устраивать 30 мая любые массовые акции, как в память о Вольтере, так и в память о Жанне д’Арк. Вместо них планировалось провести отдельные мероприятия[2850]. Цветы и венки, оплаченные «Женщинами Франции», были в результате отправлены поездом из столицы в Домреми. Туда же, 10 июля 1878 г., направились в паломничество в честь Девы сотни католиков со всей страны: по подсчетам наблюдателей, их общее число превысило 20 тысяч человек[2851]. Что же касается Вольтера, то ему оказался, в частности, посвящен вечер в парижском театре Гаите, на котором речь произносил Виктор Гюго. Являясь еще при жизни идолом левых республиканцев, знаменитый писатель представил своим слушателям Вольтера как главного борца с любой несправедливостью, за веротерпимость и человеколюбие[2852]. При этом он не сказал ни слова об «Орлеанской девственнице» и о трактовке образа Жанны д’Арк в эпоху Просвещения[2853], чего, как и следовало ожидать, не смог простить ему епископ Дюпанлу.

Уже 1 июня 1878 г. (т. е. через день после собрания в театре Гаите) он написал Гюго открытое письмо, в котором кратко приводил те же доводы, что и в письме членам муниципалитета Парижа[2854], а также заявлял, что Вольтера вообще не стоит считать французом, ибо жил он в Швейцарии, хотел умереть в Пруссии, а будь он помоложе, так и вовсе принял бы русское подданство[2855]. Именно Вольтер вместе с Руссо, рассуждал епископ Орлеанский, породил Дантона и Робеспьера, за что уже подвергался справедливой критике[2856]. Теперь же его сравнивают с Иисусом Христом, а это — настоящее святотатство[2857].