Анализ самых ранних откликов на эпопею Орлеанской Девы, к которым в первую очередь относятся материалы трех возбужденных в отношении нее судебных процессов, показал, что в это время главной парадигмой, в рамках которой происходило освоение и толкование ее образа французским образованным обществом, явилась доктрина discrete spirituum
(букв, «различение духов»), активно используемая как в Средние века, так и в Новое время для оценки личности и деяний людей, претендующих на статус истинного пророка, мистика или святого. Выявление и анализ основных принципов этого учения, получившего развитие на протяжении всего Средневековья и обретшего относительно законченный вид в трудах французских теологов Пьера д’Альи и Жана Жерсона, и сопоставление этих принципов с документами, связанными с историей Жанны д’Арк, позволяет, как мне кажется, сделать вывод о том, что на протяжении всего XV в. происходило постепенное ее превращение в истинного пророка.Этот статус был впервые закреплен за французской героиней уже летом 1429 г., после проведенных советниками дофина Карла (будущего Карла VII) в Шиноне и Пуатье допросов Жанны, а также после одержанной ею победы над англичанами под Орлеаном и в долине Луары, что нашло отражение в созданных специально ради этой цели трактатах французских и иностранных теологов, призванных оценить личность и деяния Жанны д’Арк: Жака Желю, Жана Жерсона, Генриха фон Горкума, Жана Дюпюи. «Превращение» Орлеанской Девы в истинного пророка позволило французам и поддерживавшим их иностранцам уже в первой половине XV в. сравнивать Жанну с официально признанными святыми, прежде всего, с библейскими образцами — ветхозаветными пророками.
Одновременно с этим в упомянутых сочинениях было уточнено и само понятие пророка, причем применительно именно к Жанне д’Арк. В отличие от многочисленных женщин-мистиков, появившихся в Европе в конце XIV-первой половине XV в. и предлагавших различные пути выхода из политического кризиса, спровоцированного Великой Схизмой, в Орлеанской Деве видели так называемого активного пророка — который не только предсказывал бы будущее той или иной страны, не только давал бы советы правителям и властям предержащим, но и лично брался за осуществление предложенной им программы. Таким образом, Жанна д’Арк, как совершенно особый тип спасителя, оказывалась практически равной самому Иисусу Христу, уподобление которому появилось в текстах, посвященных ее личности и деяниям, уже в XV в.
В рамках той же доктрины discrete spirituum
формировалось в XV в. и восприятие Орлеанской Девы ее противниками — англичанами и бургундцами. Ее статус истинного пророка был оспорен в ходе процесса, возбужденного против нее в 1431 г. проанглийски настроенным церковным судом Руана. Отталкиваясь в своих построениях от того факта, что во Франции уже начал складываться культ поклонения Жанне д’Арк (что являлось явным нарушением норм канонического права, трактующего вопросы канонизации), судьи попытались сконструировать «обратный» образ девушки, используя различные демонологические теории, уже в достаточной мере распространившиеся к середине XV в. по всей Западной Европе. Рассматривая Жанну, в полном соответствии с доктриной discretio spirituum, как ведьму, члены руанского трибунала старались тем самым превратить ее в лжепророка, получавшего свои откровения не от Господа, но от дьявола. Данная попытка, однако, натолкнулась на определенные трудности, связанные, как мне представляется, в первую очередь с недостаточной разработанностью самой доктрины discretio spirituum и, в частности, с различным пониманием природы колдовства столичными французскими теологами и местными руанскими судьями. Тем не менее, обвинение Жанны в приверженности ереси (т. е. в следовании лживым иллюзиям, насланным дьяволом), вынесенное в официальный приговор по ее делу вместо обвинения в колдовстве (воспринимаемом как реальные практики), не помешало существованию и дальнейшему развитию — прежде всего применительно к истории Орлеанской Девы — дихотомии «святая/ведьма». Иными словами, само использование доктрины discretio spirituum для формирования представлений о французской героине как до, так и после процесса 1431 г. не позволило современникам полностью забыть о ее однажды уже официально признанном статусе истинного пророка. Более того, после своей гибели Жанна стала также восприниматься как мученица, претерпевшая смерть на костре за свои политические убеждения.