Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Формирование этого двойственного образа завершилось на процессе по реабилитации Девы, состоявшемся в 1455–1456 гг. Детальный текстологический анализ материалов данного судебного разбирательства позволяет, как мне кажется, прийти к выводу о том, что аккумуляция и сознательное «редактирование» многочисленных свидетельских показаний, а также опора на созданные в ходе процесса трактаты французских теологов предоставили сторонникам Карла VII возможность практически заново, но теперь уже в полном объеме, провести в отношении Жанны процедуру discretio spirituum. Получив доступ к информации, собранной дознавателями в Домреми, Орлеане, Париже и Руане о личности и деяниях девушки, судьи смогли выяснить и представить в нужном свете все обстоятельства ее простой и богоугодной жизни, соотнести их с библейскими историями ветхозаветных героев и Иисуса Христа, дабы затем еще раз назвать ее истинным пророком в своем отечестве.

Действия руанского трибунала в 1455–1456 гг. заставляют нас, таким образом, совершенно иначе, нежели было принято раньше, оценить характер проведенных слушаний. Следует, на мой взгляд, понимать, что целей у данного процесса было не одна, а несколько. Помимо признания результатов расследования 1431 г. недействительными — по причине их несоответствия нормам процессуального и канонического права — судьи в первую очередь стремились сформировать совершенно новый образ самой Жанны д’Арк. На основании доктрины discretio spirituum при оценке личности французской героини в 1455–1456 гг. были впервые открыто использованы концепты святости и чуда, проведено ее сравнение не только с библейскими пророками, но и со средневековыми канонизированными святыми. Таким образом, к концу XV в., как кажется, во французском обществе уже вполне сформировалось представление об Орлеанской Деве как об истинном пророке, получавшем откровения непосредственно от Господа, как о мученице, принявшей смерть от врагов, и, подобно Иисусу Христу, одержавшей над ними победу, как о новой святой королевства, ни в обстоятельствах жизни, ни в своих чудесах не уступавшей иным официально признанным святым.

Что касается последующего развития этих идей, то вторым этапом формирования образа святой Жанны д’Арк следует, на мой взгляд, признать первую половину XVI в. Главной отличительной чертой данного периода стали частичное изменение парадигмы, в рамках которой воспринималась Орлеанская Дева, и определенный спад интереса к ее личности и деяниям (в частности, к ее возможной святости). Связано это оказалось, на мой взгляд, не столько с радикальными изменениями политического климата в стране, как считалось до сих пор в современной историографии, сколько с изменением принципов французского историописания, испытавшего на рубеже XV–XVI вв. сильнейшее влияние итальянской гуманистической мысли. Героизация прошлого и, как следствие, фиксация внимания большинства авторов на фигуре правителя на какое-то время превратили Жанну д’Арк во второстепенного персонажа национальных «Историй» первой половины XVI в. Однако обращение к жизнеописаниям знаменитых людей, в большом количестве появившимся в это время во Франции под влиянием итальянского Возрождения, позволяет, как мне кажется, опровергнуть распространенное в историографии мнение о том, что Орлеанская Дева полностью исчезла из исторических сочинений раннего Нового времени, поскольку в источниках данного типа она продолжала оставаться одним из главных действующих лиц.

Изменения в жанровой принадлежности текстов, посвященных отныне истории Жанны д’Арк, породили, тем не менее, совершенно особенные стилистические приемы, используемые авторами этих произведений. Агиографический дискурс, в большей степени присущий сочинениям XV в. (будь то богословские труды или хронистика), оказался в определенной мере вытеснен дискурсом героическим с его вниманием к античной истории и ее персонажам, с последовательной и весьма глубокой разработкой параллелей в судьбах Орлеанской Девы, с одной стороны, и Камиллы, Афины Паллады, Пентесилеи и Беллоны, с другой. Иными словами, французские авторы первой половины XVI в. стремились в первую очередь подчеркнуть в своей героине не столько ее христианские добродетели (исключительную набожность, целомудрие, ненависть к богохульникам, милосердие, и т. д.), сколько прежде всего ее доблесть, смелость в бою и ненависть к врагам, доходящую порой до кровожадности, наделяя ее при этом совершенно мужскими чертами и превращая из Virgo (девственницы) в Virago (женщину-воина).