Еретики, или люди, опередившие время

Так, к примеру, при рассмотрении и оценке такого события, как раскол РПЦ в XVII веке, никто из исследователей не спешит согласиться с той оценкой, которая давалась раскольникам оставшимися в официальной Церкви современниками. Для всех очевидно, что в документах, дышущих пылом обвинительства, чрезвычайно сложно разглядеть истину.

Но в подходе к изучению новгородско–московской ереси исследователи почему–то этого не делают. Самые страшные обвинения (по сути дела — ругательства) одного–двух предвзятых, амбициозных, заинтересованных человек (к личностям и объективности которых исследователи, как правило, относятся с редким в таких случаях единомыслием, а именно — отрицательно), принимаются без какого–нибудь серьезного критического анализа. Получается довольно интересная картина: один за другим исследователи заявляют о своем недоверии к объективности Геннадия и Иосифа и в то же самое время почти целиком принимают все то, что исходит от этих обвинителей.

Относясь с глубочайшим уважением к трудам этих исследователей, и, более того, строя свою работу в значительной степени на построенном ими основании, я не могу, однако, не отметить ущербности такого подхода.

Возвращаясь к методологии и мышлению первых обличителей ереси, еще раз посмотрим, каким образом их предпосылки сказывались на их логических построениях.

«Мысль была настроена в исключительно церковном направлении; церковная книга была единственным источником не только религиозного и нравственного поучения, но поучения политического и даже мирского знания; всякое другое знание было суетное, а если оно в чем–нибудь расходилось с авторитетной, или просто полагаемой за авторитетную, церковной книгой, то оно было превратное, еретическое, гибельное, исходившее от самого диавола… Всякое проявление свободной анализирующей мысли, или, как тогда называли, «мнения», заклеймлялось позорным названием «проклятого» и даже еретического, и «мнение» трактовалось тогда даже как источник всех бед, как второе падение»[85].

Под влиянием установившегося просвещения в древнерусском обществе выработался и соответствующий склад мышления. Самой выдающейся чертою религиозной жизни русского народа является развитие в нем религиозно–церковного формализма. Отвлеченная догматическая система христианства была ему еще не по силам. Усваивалась, по преимуществу, более доступная внешняя оболочка религии и гипертрофировалась роль обрядов.