– Я спрашивал у папы о причинах, – поведал мне Мик за обедом. – Он сказал, что несколько дней назад был взят еще один город сопротивления. Некоторым личностям удалось сбежать. Он опасается, что кто-то может явиться сюда. Штурмом взять дом они больше не смогут, но поймать кого-то из нас за периметром им вполне по силам. Потому папа попросил нас пока посидеть немного взаперти.
– Ясно, – ответила, а у самой в голове возникло еще много самых разных вопросов, которые я теперь собиралась задать лично Гаю.
Увы, в последние дни мы с ним почти не разговаривали. Он уезжал, едва рассветало, а возвращался только к ужину. Ел с нами, а потом отправлялся в свой драгоценный кабинет – работать. Ко мне приходил уже ночью, ложился рядом, обнимал, целовал… и почти сразу вырубался.
Я понимала, что сейчас у него много работы, что он привык к такому вот образу жизни, но мне как никогда хотелось его внимания. С каждым днем время до моего отлета на Даркар неумолимо утекало, а вместе с ним пропадали и возможности побыть с Алишером.
Увы, злиться на него я не могла. Пыталась – но безуспешно. Ведь при всей своей занятости он умудрялся меня удивлять.
Например, в день отъезда Лены в дом пришел военный с собакой на поводке.
Я же… так растерялась, что просто не нашла что сказать. Смотрела на черного лабрадора и не могла произнести ни слова от переполняющих меня эмоций. Он тоже меня узнал. Смотрел в глаза, задорно вилял хвостом и едва ли не подпрыгивал на месте. А когда его отпустили с поводка, бросился ко мне и чуть не повалил на пол.
– Касти, – смеялась я, ероша шерсть этого пройдохи. – Какой же ты стал большой!
Он же в ответ только тыкался в меня мордой и то и дело норовил лизнуть лицо. Правда, стоило ему увидеть мальчиков, и внимание моего маленького предателя переключилось на них. Так в нашей странной неправильной семье появилась еще и собака.
Жизнь постепенно налаживалась, хоть и до сих пор казалась какой-то чужой и непривычной. Но я знала, что это лишь временное затишье, что оно не продлится долго. Впереди меня ожидал отъезд, но куда сильнее пугало другое грядущее событие – суд над Дарисом и приведение приговора в исполнение.
Я знала, что Алишер всеми силами ищет способ спасти брата, хоть как-то ему помочь. Но Рис, кажется, уже смирился со своей судьбой. Смиренно принял будущее наказание, признал вину и теперь просто готовился пережить суд с достоинством настоящего Эргая.
Я отчаянно хотела ему помочь, но не знала как. Была готова дать любые показания, но они бы уже не помогли. Потому что по законам Союза в отношении государственных преступников существовала только одна мера наказания – смертная казнь.
В этот вечер Алишер вернулся домой раньше обычного. Ни в его лице, ни в глазах не отражалось никакого напряжения, но я почему-то чувствовала, что он нервничает. Его определенно что-то беспокоило, и, как оказалось, это касалось меня.
– Саш, – начал он. – Давай сегодня посидим у камина. Выпьем вина. Хочешь?
– А как же твои мегаважные дела? – спросила удивленно.
Но улыбки все равно скрыть не смогла. Ведь меня, кажется, приглашали на свидание, а в наших странных отношениях свиданий еще точно не было.
– Дела подождут, – улыбнулся Алишер, но я все равно ощущала за его улыбкой тень беспокойства.
– Что-то не так? – спросила, подойдя ближе.
И как ни странно, он ответил правду:
– Хочу поговорить с тобой.
– Будешь отвечать на мои вопросы о собственном прошлом? – спросила недоверчиво.
– И не только, – кивнул Гай. – Но об этом потом.
Таким образом, после традиционного семейного ужина мальчики отправились играть с Касти во дворе, а мы с Алишером забрались на мансардный этаж этого шикарного дома, где имелась комната со стеклянной крышей. Здесь же располагался и большой камин – настоящий, не электронный. Вот только разводить огонь снова, как и в старые добрые времена, пришлось именно мне.
– Али, ты боишься огня, – проговорила я утвердительно. – Это кажется… странным.
– Я не боюсь огня, – отмахнулся он, удобно разместившись на брошенном на деревянный пол толстом одеяле. – Просто у меня крайне гадкие ассоциации с пламенем. Сам огонь ни в чем не виноват, но я предпочитаю с ним не контактировать.
– Почему?
Он явно собирался в очередной раз уйти от ответа, но, поймав мой взгляд, только обреченно вздохнул.
– Саш, ты, наверное, не знаешь, как казнят тех, кто совершил преступление против Союза. Изменников, предателей, самых опасных диверсантов?
Я отрицательно мотнула головой. Как-то не вдавалась в подробности. Думала, расстреливают из конгайтов или что-то вроде того.
– Их сжигают. Показательно. В стеклянных камерах, – ровным тоном сообщил Алишер. – Эта участь ждала и меня, но, к счастью, мой приговор изменили на более мягкий. Вот только некоторые казни я видел своими глазами. В том числе и ту, когда казнили Мирель. После того дня мне совсем не хочется приближаться к огню.
Я сглотнула. Потом медленно отошла от разгоревшегося камина, опустилась на одеяло рядом с Алишером и, сама себя не понимая, крепко его обняла. Он тоже прижал меня к себе, коснулся губами виска и нехотя отстранился.