Эргай. Новая эра Земли

Но влюбленность – это не любовь. Можно даже сказать, что это два разных явления, которые сложно спутать. Влюбленность – чувство потребительское, эгоистичное. Оно горит, заставляет плавиться разум, убивает здравый смысл. Оно способно заставить воспарить под небесами, а иногда даже убить. Но при этом каждый из влюбленных думает лишь о себе, о своих эмоциях, о том, как бы возвысить самого себя, выделиться, ловя восхищение в глазах своей пары.

По сути, влюбленность – это соломенный домик. Дерево без корней. Колосс, стоящий на глиняных ногах. Часто она угасает сама. Теряется новизна, пропадает интерес, блекнут краски, гаснет огонь желания. Уходит страсть, и наступает понимание, что все это было лишь вспышкой. Дом рушится под первым порывом ветра. Дерево падает, так и не успев вырасти.

Но если люди на самом деле важны друг для друга, если между ними есть крепкая эмоциональная связь, если они искренне ценят друг друга, тогда из влюбленности рождается любовь. Соломенный домик обносится все более крепкими стенами, дерево крепнет, прорастая корнями далеко вглубь. И между людьми расцветают настоящие чувства. Они не такие яркие, как у влюбленности, они не сияют, подобно бриллиантам, они не выставляются на всеобщее обозрение, будто на витрину магазина. Они не на виду – они внутри. Это связь двух душ, двух энергий, двух жизней. Их нельзя увидеть, но, глядя на истинно любящих, можно почувствовать. Такие пары словно светятся общим светом, и в нем очень приятно греться.

Размышляя на столь странную тему и засыпая под эти мысли на диване в коридоре, я была уверена, что испытываю к Гаю именно влюбленность – чувство сильное, яркое, но недолговечное. Мне было сложно представить нас настоящей парой. Да и какая я ему пара? Девочка-диверсантка с Земли и лорд из рода Эргай? Даже смешно.

Но проснувшись утром и почувствовав на себе его руки, ощутив себя прижатой к его телу, я испытала настоящий восторг. А увидев Алишера мирно спящим рядом, едва не задохнулась от переполняющей меня нежности. Я просто лежала и смотрела на него, не в силах отвернуться или даже пошевелиться. Его светлые волосы, не стянутые в хвост, разметались по подушке, делая образ непривычно мягким. Глаза были закрыты, губы чуть заметно улыбались. И эта улыбка была такой чистой, искренней, теплой, что я боялась шелохнуться, лишь бы не спугнуть ее.

В груди разливалось щемящее тепло. Оно скручивало покрепче любых других чувств и эмоций, порабощало, подчиняло, не давало дышать. И все, что я смогла сделать, – это закрыть глаза и постараться понять, что же со мной происходит.

Вот только логического объяснения этому не было – не нашли его ученые. Не придумали. Но стараясь разложить по полочкам собственные эмоции, я вдруг осознала одну простую истину: кажется, у дерева моих чувств к Алишеру начали проклевываться крепкие корни.

На этой мысли я благополучно отключилась.

Второй раз проснулась от ощущения легкого поцелуя на губах. Хотя нет, чувствуя это мягкое прикосновение, я еще продолжала спать, а вот когда обнимающие меня руки пропали, в душе появилось чувство потери, и глаза открылись сами собой.

– Али, – позвала я, садясь на постели и стараясь сбросить с себя остатки сна.

– Поваляйся еще, Саш, – проговорил он, присаживаясь рядом и укладывая меня обратно на подушку. – У тебя есть еще минут тридцать. Потом все же придется вставать. День предстоит сложный.

Но от одной мысли, что останусь в этой постели без него, вся сонливость слетела с меня окончательно. Я быстро осмотрелась, определила, что сплю в большой кровати в спальне, и снова поймала взгляд Гая.

– Ты принес меня сюда? – глупый вопрос. Хотя кто знает, вдруг я начала страдать лунатизмом?

– Да, – спокойно ответил он, явно не собираясь оправдываться или как-то объяснять свой поступок.

– Почему? – я все же не смогла удержать язык за зубами.

А вместо ответа получила мягкую улыбку. Он погладил меня по скуле, заправил мне за ухо мешающую длинную челку и все-таки поднялся с постели.

– Али? – настойчиво позвала я, желая понять, что вообще между нами происходит. Но, кажется, уходить от ответов он умел еще лучше, чем моя голографическая сестра.

– Ты так интересно сократила мое имя, – проговорил он, надевая форменные брюки. – У нас принято использовать иные сокращения. К примеру, родители и родственники зовут меня Шер. Али – звучит непривычно. Как-то слишком мягко.

– Это как-то само собой получилось, – я чуть смущенно пожав плечами. – Но если тебе не нравится, я больше не буду тебя так называть.

– Нет, продолжай. Из твоих уст это звучит так… интригующе, – ответил он, а на его губах появилась поистине порочная улыбка, от одного вида которой меня мгновенно бросило в жар. – Но только наедине, ладно?

– Как скажешь, – кивнула я, наблюдая за его передвижениями по комнате.