Цыган закрыл блокнот, встал и потер красные от недосыпания глаза. Комиссар выпрямился и застегнул пиджак. Махнул рукой товарищу, чтобы тот показал ему заметки. Несколько минут анализировал список фамилий и кивал головой, словно пересчитывал их. Тогда указал Цыгану на одну из фамилий. Его жест означал: этим займусь я! Полицейские вышли, а семья Питки осталась наедине со своим отчаянием.
На галерее до Попельский и Цыгана донесся запах сирени, которая цвела во дворе. Они облегченно перевели дыхание, покинув душное помещение.
Хлопнула дверь. Валерий Питка, прихрамывая, подошел к Попельскому.
— Пан кумисар, — сказал старый столяр. — Клянусь, что убью того сукина сына, что убил нашего Геню. А тогда пешком до Ченстохова…
— Пойдешь до Ченстохова, Валерка? На богомолье? Правда? — спросил Попельский, взглянув на его залатанные ботинки.
— На зіхир[23], — старик смотрел на полицейского уверенным взглядом. — Помолюсь, когда того гада убью. Убью, а там помолюсь Пресветлой Марии.
— Правда?
— На зіхир.
— Тогда я тебе куплю хорошие ботинки на то богомоле! — пообещал Попельский и спустился с галереи.
VIII
Было четыре часа утра, когда Попельский оказался на углу Сапеги и Потоцкого. Протер глаза и увидел над Цитаделью уже хорошо заметную светлую полоску, которая предвещала теплое, ясное утро. Обычно в это время он возвращался в свою квартиру на Крашевского и, перед тем как лечь спать, выкуривал на балконе последнюю сигарету, слушая щебетание птиц в Иезуитском саду. Потом укладывался, чтобы проснуться, как всегда, после полудня. Но в этот раз он поступил совсем по-другому и прогнал мысль о чистой, прохладной постели и птичьих трелях. Сделал это не из чувства долга и не от страха перед угрызениями совести. Вернуться домой ему не позволила привычка к комфорту. Попельский был настоящим утонченным сибаритом и не мог позволить себе бессонницу. Но знал, что именно она будет преследовать его, если он не проверит определенной информации.
Поэтому он быстро направился к комендатуре, миновав по дороге большой грузовик с надписью «Экспедиционно-транспортная компания Юпитер и Сын», с которой двое рабочих выгружали ведра с цветами. Вошел в зданием на Лонцкого, сняв котелок, ответил на приветствие ночного дежурного и попросил у него ключ от архива. Дежурный, как и все остальные, знал, что ночная пора — это рабочие часы комиссара. Знал он и о том, что Попельский может просматривать архив и дела без согласия и незаметного надзора директрисы архива, пани Антонины Фердиновой, которая, собственно говоря, всегда упорно, хотя и безрезультатно противилась таким особым полномочиям комиссара.
Взяв ключ, Попельский спустился в подвал, где располагался архив. Открыл дверь, включил резкий белый свет и надел несколько тесноватый халат, чтобы не запачкаться пылью. Ходил между полками, задрав голову, и внимательно присматривался к четко выведенным буквам наверху каждого стеллажа. Быстро нашел то, что искал. Нужные дела были на верхней полке. Комиссар взял стремянку, широкие ступени которой были исшарканы до блеска сотнями военных и полицейских ботинок. Вылез наверх, от чего звякнула цепь, которая не давала стремянке разъехаться. Протянул руку к нужному скоросшивателе, какое-то мгновение боролся с крючком, а потом резко открыл папку, поднимая облако пыли. Частички оседали на голове полицейского и на других папках. Попельский несколько минут чихал и сдувал пыль. Потом нашел то, что требовалось. В папке были карточки, конверты и отдельные страницы. Он медленно начал читать одну из них, и сразу его лицо покраснело, а ноги задрожали.
Согласно показаний несовершеннолетнего Галинского Чеслава, подозреваемый, 34 лет (так!), играл с детьми в прятки. Во время игры он несколько раз ударил вышеназванного 8-летнего Галинского Чеслава и ранил его ножом. Рассмотрена и передана в соответствующие органы жалоба брата и законного опекуна вышеназванной ребенка, гражданина Галинского Марцелия, 20 лет, рабочего. Подозреваемый задержан на основании соответствующих статей уголовного кодекса.
Ниже было дописано:
Направить подозреваемого на психиатрическое обследование. Езерский.
Попельский хорошо знал судебного следователя Езерского как педанта, чьи приказы всегда выполнялись. Он не ошибся. Перед ним был лист бумаги с печатью «Общественная больница в Львове, клиника нервных болезней».