Ермак

Путь был неблизкий, строгановский наемщик — разговорчив, а Ермак умел молчать и слушать. Тянули бечевой струг казаки, шлепая по самой кромке воды. В полуверсте маячили оберегавшие их конные, а наемщик строгановский, довольный тем, что нашелся хороший слушатель, рассказывал про все строгановские дела чуть не за сто лет.

— Откуда пошел род Строгановых — не ведаю, и про то мне покойный мой родитель, что у Строгановых приказчиком служил, не сказывал. Потому скажу, что сам видел.

Основатель рода Аника Строганов поднялся при нонешнем Царе Иване Васильевиче. И, полагаю, был он из роду невысокого, потому привычен к скудости, к воздержанию. Одежами всегда скромен, каждую копейку берег. А ворочал-то пудами золота. Сказывают, богаче него на Руси только Царь.

Я Анику помню — строгий был старик! В хлопотах сам от зари до зари и другим спуску не давал. Потому и поднялся. Завел торговые конторы по всей Руси. Под старость цельные флотилии гонял, для казны брал хлебные подряды, пушниной сибирской, что из-за Камня тамошние людишки выменивали, торговал. Но пуще всего поднялся от соли.

Отчина строгановского корня — Соль Вычегодская. Но Аника первый догадался, что соли Пермского края — богаче. И стал думать, как бы ему это богачество себе прибрать.

Вот раз понадобился гагачий пух — Аника тут же достал, добыл, как прежде соболей да каменья для казны поставил. А на Москву послал своего сына — Григория, чтобы тот добился приема у Царя.

Григорий Аникеевич к Царю попал и просит: «На Каме-де места пустые, речки и озера дикие, а всего пустого места сто сорок шесть верст, и в казну с того места пошлина никакая не бывала».

Государь назначил по сему делу розыск... Уж сколько мы поминок дьякам перевозили, дак страх и ужас сказать. Но на одних писарей да дьяков вера мала. Надобно и самим в разуме быть. Так вот старый Аника что удумал: казначеи царские дали знать, что в Москву приезжает пермитин Кодаул с данью от Пермской земли. Мы этого Кодаула чуть не золотом обсыпали. Призвали казначеи оного Кодаула к себе в приказ и выспросили, что за места, кои Григорий Аникеич просют. Кодаул поклялся, что места искони вечно лежат впусте и у пермич-де в тех местах нет урожаев никоторых.

— Царя омманул? — ахнул Черкас, который всегда и неотступно ходил за Ермаком.

— Зачем омманул! Как можно! — хитро прищурился наемщик. — Спрашивали-то пермича, а что он в землях понимает? Охота в тех местах — как везде, а то и скуднее, и рыбы не боле, чем в других реках. А пермичи пашни те держат, а уж рудознатцев среди них и вовсе нет.

Григорий Аникеич выпросил у Государя разрешения леса сечь в диких местах, крестьян созывать, окромя беглых и разбойников.

— Да кто это окромя решенных людей на новое место пойдет от родительских могил? — засмеялся Черкас.

— А кто ж его разберет, какой он, — захихикал наемщик. — Это что же, за каждого черносошного мужика в столицу ездить, приказной розыск учинять? Живут и живут, землю пашут, в рудниках копаются да солеварни ставят...

— Не мешай человеку сказывать... — мягко остановил Черкаса Ермак, — мы ведь к этим людям едем... Слушай да на ус мотай.

С берега закричали бурлаки, попросили смены со струга. Поменялись. Те, что тянули, сразу повалились на струге спать, а свежие потянули бечевою струг дальше. И снова все пошло прежним порядком.

— Вот ты говоришь, «омманул Государя», а Государя не омманешь. Он свою выгоду строго блюдет. У него в указе прямо сказано, — наемщик прикрыл глаза морщинистыми тонкими веками и прочел по памяти: — «А где буде найдут руду серебряную или медную или оловянную, и Григорию тотчас о тех рудах отписати нашим казначеям, а самому тех руд не делати без нашего ведома».

— Да какой же Строгановым барыш, ежели искать, а самим не делать? — не утерпел Черкас.

— Да что ты! Что ты, мил человек! Да окромя этих руд в землях полученных столько всего, что сам не бедней Царя сделаешьси...

— Да, на Руси все земли изобильны... Работать война не дает, — сказал Ермак.

— Ну, у нас не в пример как все же потише, — сказал наемщик. — Да Аника и при войнах-то сидел смирно. И грамоту первую исхлопотал через несколько месяцев, никак не раньше, когда Сибирский хан Едигер себя московским данником признал... Стало быть, энтот в августе, а Строгановы аккурат в апреле... Чуть не через год. Так что аккурат сначала Большая Ногайская орда в покорность пришла и на Каму набегать перестала, а уж потом Едигер — куды ему без ногаев ходить из-за Камня. Так что тратиться на войну не пришлось.

А ради военного опасения получили Строгановы от Государя льготу неслыханную на двадцать лет от всяких пошлин! Да при такой льготе да без войны сто городов построить можно и в богачестве жить!

Первую грамоту Строгановы получили двадцать пять лет назад. Дак с той поры столько всего поста-пили. Первым делом срубили Конкой — городок на Каме. Но строили его еще в сомнении, да и не умели его как надо поставить. Потому отдали его монахам! А выстроили другой, в пятнадцати верстах от прежнего, Каргедан-крепость, или Орел-городок. Вот куда мы и следуем.